Высокого разбудили и отвели в камеру. Там его мыли, терли щетками целый час. Волосы были черные. У Шульгина были нафабренные бакенбарды, и дома у него был спирт, который дал ему немец-аптекарь; спирт этот краску превосходно смывал. Когда старая краска начинала линять на бакенбардах, Шульгин мыл им бакенбарды, и краска сходила. Он написал жене записку.
«Mon ange, пришли немедля с сим человеком спирт, который у меня в шкапчике стоит. Очень важно, душа моя, не ошибись. Он во флакончике, граненом».
Высокому мыли голову спиртом.
— Полиняет, — говорил Шульгин, — от спирта непременно полиняет.
Высокий не линял.
Тогда Шульгин, несколько озадаченный, послал жандарма за Николаем Ивановичем Гречем. Николай Иванович становился специалистом по Кюхельбекеру.
Когда он вошел к полицеймейстеру, полицеймейстер, хватив полный стаканчик рому, сказал ему довольно учтиво:
— Прошу у вас объяснения по одному делу, а вы должны сказать сущую правду по долгу чести и присяги.
— Ваше превосходительство услышит от меня только сущую правду, — сказал Николай Иванович, слегка поклонившись.
— Знаете ли вы Кюхельбекера?
— Увы, — вздохнул Николай Иванович, — по литературным делам приходилось сталкиваться.
— Так. А вы его наружность помните?
— Как же, помню, ваше превосходительство.
Шульгин повел Николая Ивановича в другую комнату. На софе лежал высокий молодой человек и смотрел в потолок диким взглядом. Шульгин с сожалением посмотрел на его черную голову.
— Мыли, мыли, не отходит, — пробормотал он.
— Что мыли? — удивился несколько Николай Иванович.
Шульгин махнул рукой.
— Кюхельбекер ли это?
— Нет!
— А кто это?
— Не знаю.
Тогда молодой человек вскочил и закричал жалобным голосом:
— Николай Иванович, я ведь Протасов; вы ведь меня у Василия Андреевича Жуковского встречали.
Греч вгляделся.
— А, Иван Александрович, — сказал он с неудовольствием.
Шульгин с омерзением посмотрел на высокого:
— Что же вы сразу не сказали, что вы не Кюхельбекер?
Он махнул рукой и пошел допивать свой ром.
В ту же ночь было арестовано еще пять Кюхельбекеров: управитель и официант Нарышкина, сын статского советника Исленев и два молодых немца-булочника.
Голов им не мыли, а Шульгин прямо посылал за Николаем Ивановичем, который к этому делу за неделю привык.