Непросто решить, где в социокультуре кончается символический обмен и начинается полезный. Обе формы трансакций переплетаются в неразрывном единстве. Было бы наивно думать вместе с поздним Марксом, что в человеческом развитии существовала некая стадия не отчужденного от трудящегося труда. При таком, руссоистском по происхождению, подходе социокультура выступает вторичным и ложным явлением, извращающим status naturalis. Она перестает быть самоценной – подлежит демистификации и десакрализации в зависимости от того, какую «экономическую формацию» она отражает. Мнение, противоположное Марксову, отстаивал Жорж Батай. В его освещении не хозяйствование, обирающее производителя, составляет фундамент социокультуры, но, в обратном порядке, духовная деятельность порождает собственную особую экономику траты, расточения материальных благ (будь то жертвоприношения, войны, потлач и т. п.). Человек сакрализует, по Батаю, именно расходование своего достояния (и – шире – все, что «гетерогенно» воспроизводству). Если Маркс отнимает у нас право на суверенную культуротворческую активность, то Батай видит ее энтропийной, лишает ее конструктивности. Несмотря на разноречие, оба мыслителя сходятся в одинаковом недоверии к креативным способностям человека метафизического, выстраивающего свой мир.
2
Поскольку социокультура не только сопряжена с биофизическим контекстом, но и имеет внутреннюю организацию, постольку она не довольствуется выработкой значений, с помощью которых осваивает внеположную ей действительность, проникнута смыслом[375].
Дифференциация смысла и значений восходит к Готтлобу Фреге («Über Sinn und Bedeutung», 1892), указавшему на то, что знаки, которыми мы пользуемся, могут как прямо отсылать к референту, так и запечатлевать в себе нашу точку зрения применительно к нему. Небесное тело со значением «Венера» варьирует свои смыслы, когда называется то «утренней», то «вечерней звездой».
Взгляд Фреге на смысл, популярный до сих пор, не выдерживает критики. В той мере, в какой смысл релевантен, он, по Фреге, проверяем на истинность/ложность, на соответствие вещам. Смысл коррелирует, однако, не с отдельными готовыми предметами, а с интериоризованным обменом, на котором зиждется социокультура, и, таким образом, соотносит между собой разные значения. Релятивизируясь, теряя твердую референтную прикрепленность, они делаются взаимозаместимыми. Смысл – акт творчества, а не восприятия. Возвышенные до смысла, значения автосубститутивны – они замещают не реалии и не классы реалий (как понятия), а друг друга в процессе порождения текстов, самодостаточных семиотических единств – одного из главных плодов социокультуры. Сама по себе связь между значениями, дающая смысловой эффект, ни истинна, ни ложна; она попросту есть как логическая возможность. Отрицание какой-либо предметной области опустошает ее. Отрицание же того, что ни истинно, ни ложно, результируется в утверждении (нечто и истинно, и ложно), которое, в свою очередь, может быть подвергнуто негации, не становясь при этом сугубым отсутствием. Отрицание смысла аффирмативно; смысл – двусмыслен, амбивалентен. Раз смысл не поддается категорическому отрицанию, раз негативность упирается здесь в regressus ad infinitum, социокультура, добывая информативность, разнообразит себя посредством перехода от одних семантических подстановок к новым, за счет продуцирования Другого, чем то, что было в ее распоряжении.