Судя по всему, отповедь его ничуть не расстроила:
– Означает ли это заодно и отказ от свидания в пятницу?
– Означает.
– Тогда доброй ночи, Любовь, – он встал и направился к выходу. – Я найду к тебе другие пути.
– Ага, удачи.
После его ухода стало сразу пусто, будто не жила я здесь постоянно в одиночестве. У него все-таки есть эта аура, заполняющая все помещение. И мне было обидно от собственного же решения. Что-то внутри бунтовало – то самое неприятное, которое теперь приходилось подавлять. Именно оно, а не настоящая Любка Краснова, вопило об ошибке – мол, да начхать на его характер и пренебрежение к людям, это же твой шанс щелчком пальцев решить сразу все проблемы. Но я не хотела такого шанса – а как только захочу, сразу пойму, что изменилась невозвратно.
Настроение все-таки упало. А способ привести себя в порядок я знала только один – потому и устроила небольшую уборочку. Лучше не выспаться, чем впасть в апатию от несбывшихся надежд. Мусор выносила уже почти в полночь, а когда возвращалась обратно, замерла – машина директора стояла на том же месте, а в компании выпивох я расслышала знакомые интонации:
– Наливай, Колян. Кстати, сейчас еще за одной сгоняем. Хорошо как здесь – воздух чистый.
– Ты не раскисай, Гришань, – отвечал ему пьяный голос. – Бабы – они ж такие, непредсказуемые! Моя кровь литрами пьет, все ей мало!
– Бабы – зло! – подпел еще кто-то. – Мой рай – мир без баб! А Любашка так-то нормальная девчонка, приветливая! Спокойно, спокойно, не хмурься, Гриш, я без задней мысли хвалю. У меня своя язва – скоро орать начнет, куда я пропал…
Я шмыгнула мимо, пока меня не заметили. Он там с ними решил душевную травму лечить? Это я, что ли, травму нанесла? С ума спятить можно. Знали бы его собутыльники, что он их даже за людей не считает!
Не могу понять до конца, почему я так и не уволилась, но успокаивалась тем, что больше с Григорием Алексеевичем не встречалась. Это вызывало одновременно неприятное раздражение и облегчение – есть такие эмоции, которые хочется хоть раз в жизни испытать, но которые здорово испортят всю биографию, если вообще не изменят характер. Я человек простой, себя в обиду не даю, но руководствуюсь совестью. И нет ничего проще, чем существовать в ладу с собой, даже чего-то лишившись.
Удерживало меня в фирме не только желание оставаться на теплом местечке, заодно и интуиция иногда напоминала о себе – все-таки некоторые странности так и остались неразрешенными. Человеческий разум устроен таким образом, что игнорирует все, чего не может объяснить. Но оно никуда не исчезает – откладывается в закрома и изредка подает едва заметные сигналы. Ровно через неделю все эти закрома и всплыли на поверхность, будто только ждали своего часа.