ГОРАЛИК. То есть с третьего курса вам было ясно, что с инязовской прямой задачей ваша работа связана не будет?
ВЕДЕНЯПИН. Да. Я понял, что моя главная работа будет связана с писанием стихов. И еще я понял одну вещь: что я не хочу ходить на службу. Ни на какую. Но просто нигде официально не работать было уголовно наказуемо – тебя могли привлечь за тунеядство (чего, надо сказать, я по молодости лет и легкомыслию почему-то совершенно не боялся, но мама с ее жизненным опытом боялась). В общем, я решил, что самое правильное будет получить, так сказать, официальный статус «свободного художника», а для этого надо было вступить в одно из четырех существовавших тогда творческих объединений. Союз писателей не рассматривался – эта организация считалась немного неприличной в том кругу, к которому мне хотелось принадлежать.
Но сначала надо было два года «отработать» на государственной службе. К тому же для вступления в профком литераторов требовалось определенное число напечатанных работ – парочки имевшихся у меня на тот момент переводческих публикаций (абсолютно чудовищный Уитмен, чуть более сносный Карл Кролов, еще какие-то несколько стихотворений и, кажется, рассказ А. Бирса) явно не хватало. В общем, после института я преподавал английский язык в Тимирязевской сельскохозяйственной академии. Про то, что там работала моя бабушка Клавдия, я уже рассказывал. Были и еще всякие события, связанные с Тимирязевкой, но это отдельная история. Ну вот, а через два года я набрал нужное число публикаций и был принят в профком литераторов при издательстве «Художественная литература». И ушел из Академии. Сбылась мечта идиота – я стал свободным художником.
ГОРАЛИК. Что это значило в плане ответа на вопрос «Кто я?» – и значило ли что-нибудь?
ВЕДЕНЯПИН. Конечно, значило. Знаете (это было года через полтора примерно, как я начал преподавать в Тимирязевской академии), я очень хорошо помню, как я иду к метро, зима, падает снег, и я понимаю, что должен для себя ответить на вопрос: кто я, преподаватель, который в свободное от преподавания время пытается что-то писать, или поэт, зарабатывающий преподаванием. Я должен сделать выбор, это важно. И я выбрал поэзию, и решил, что все остальное будет существовать по принципу дополнительности.
ГОРАЛИК. Что означало это решение? Что от него менялось?
ВЕДЕНЯПИН. Это решение дало мне ощущение свободы, во всяком случае так казалось тогда. Свободы от советского контекста, которым я тяготился.
ГОРАЛИК. Итак: вы уволились из Тимирязевки. Какой это год?
ВЕДЕНЯПИН. 1983-й.