ГОРАЛИК. Порталом, дверью, может быть?
ВЕДЕНЯПИН. Да и дверью тоже. Ну вот, и я ходил в храм на службы. Слишком рьяным прихожанином я не был и в те годы, но все-таки причащался с некоторой периодичностью и так далее. А одновременно с этим начались всякие любовные переживания. Искушения, как сказали бы в церкви. Не исключено, кстати, что правильно бы сказали. Мы, конечно, были детьми с моей первой женой, когда поженились (нам обоим едва исполнилось двадцать лет), и остались детьми. Причем неумными детьми. Так или иначе, все серьезные и неведомые до того чувства «навалились» на меня уже после женитьбы и, к сожалению, «вне» моей «женатой» жизни. И стали возникать всякие «отношения», всегда непростые. И все эти связи были какие-то полуобреченные с самого начала. Все это было тяжело, и в то же время это был опыт, без которого, наверное… Нет, пожалуй, я все-таки остановлюсь, не буду рассуждать на эту тему.
А еще были экспедиции, это важно.
Ну, например, я в качестве рабочего ездил с геологами в тайгу.
ГОРАЛИК. Это какой год?
ВЕДЕНЯПИН. 1988-й. Меня пригласил профессиональный геолог, с которым я был знаком заочно, и я тут же с радостью согласился, не вполне представляя себе, что это будет. Этот геолог жил в Новосибирске. И я прилетел в Новосибирск.
ГОРАЛИК. Что это была за экспедиция?
ВЕДЕНЯПИН. Геологическая экспедиция. Какие-то породы мы искали. Точно не помню. Помню, что мы сначала долго ехали из Новосибирска на грузовике в какой-то городок с небольшим аэропортом, откуда нас на вертолете забросили в тайгу, куда-то между Ангарой и Подкаменной Тунгуской… Для москвича это было что-то невероятное, потому что, представьте себе, там на 300 километров вокруг не было ни одного человека, ни одного поселения, ничего, одна тайга. Это было совершенно особенное переживание. Я потом уже думал, что было бы, если бы эти мои два сотрудника (наша группа состояла всего из трех человек) были неприятными, тяжелыми или еще какими-то, но они оказались абсолютно идеальными, вызывали у меня уважение, смешанное с восторгом. Потому что, ну понятно, мы ночевали в одной палатке…
ГОРАЛИК. Так и с ума можно сойти.
ВЕДЕНЯПИН. Вот именно. И они понимали это, очевидно.
ГОРАЛИК. Они, видно, и в вас распознали человека, с которым можно иметь дело.
ВЕДЕНЯПИН. Возможно. Во всяком случае, они вели себя безупречно, с деликатностью почти непредставимой. И была фантастическая природа с чудовищными перепадами температуры. Когда мы оказались в тайге (в начале июня), было, допустим, плюс тридцать, а на второй день, когда я утром вылез из палатки, валил косой снег, дикий ветер… Кстати, едва мы прилетели, командир нашего отряда Валя спросил у меня: «Ты готовить умеешь?» Я говорю: «Ну что-то могу, но не очень». «В общем, знаешь, – сказал Валя, – мы тебя очень просим готовить». «Ну конечно», – сказал я. Так что в этой экспедиции я был и рабочим, и поваром. И никаких раций, ничего этого не было, люди уходят в тайгу, и случись там что-нибудь, не понятно, что делать. Тоже такая советская история про мужественных людей. Когда снег перестал, вернулась жара, только уже не тридцати-, а сорокапятиградусная. Вставать надо было в шесть утра. И жуткое количество всех этих кровососущих, к которым, как оказалось, тоже можно привыкнуть и почти перестать их замечать. У меня с собой были две книжки: Библия и «Крестный отец» по-английски. Когда не надо было готовить или куда-то брести или плыть на катамаранах (мы время от времени меняли местоположение нашего лагеря), я сидел на каком-нибудь пне и читал, вокруг кружились комары, которые уже абсолютно меня не волновали, а я читал или что-то сочинял. Почти два месяца, наверное, я там пробыл. У нас были карабин, двустволка, я там охотился. Нигде больше я бы не стал этого делать, но там, особенно после того как перевернулась одна из наших лодок и утонула половина продуктов… Знаете, когда идешь по тайге с ружьем, это удивительное дело, меняется походка, вспоминается что-то, чего никогда не знал и не помнил, что-то древнее. Я стрелял и даже убил рябчика и еще несколько птиц. Но когда однажды вышел олень, я сказал, нет, ребята, это не нужно, давайте не будем. Но наш командир, стоявший метрах в шести от этого красавца-оленя, схватил карабин и все-таки выстрелил… и не попал. Я, честно говоря, молился, чтобы он не попал. Как он мог промахнуться с такого расстояния, я не знаю. Во всяком случае этот олень спокойно ушел в лес, и слава Богу.