Жан Расин и другие (Гинзбург) - страница 312

Пытались столько раз меня поймать они,
Что издали теперь я вижу западни
И тем старательней стихов шлифую строчки,
Что ищут недруги ошибок в каждой точке…
От злобной критики, где доля правды есть,
Я лучше становлюсь – изысканная месть.
Примеру моему ты следовать попробуй…[84]

Но рядом с этим трезвым рабочим советом у Буало вырывается странная в его устах мысль, которая станет расхожей много позже, полтора-два века спустя: великий художник творит не для толпы, а подлинное признание получает и вовсе после смерти:

Но помни все-таки, что дивные творенья
Тебе всеобщего не сыщут одобренья:
Ведь возле гения, идущего путем,
Который был толпе доселе незнаком,
Безостановочно плетет интрига сети.
Его соперники, мигая в ярком свете,
Как стая воронья, кружат над головой…
Вернейшие друзья – и те подьемлют вой.
И лишь у вырытой на кладбище могилы,
Когда безмолвствуют смущенные зоилы,
Все постигают вдруг, какой угас певец,
И возложить спешат ему на гроб венец.

И в доказательство Буало приводил Мольера, прижизненные гонения на гениального комедиографа и его посмертную славу.

Но Расин не внял ни профессиональной опытности Буало, ни горьким его утешениям. Жизнь распорядилась иначе и дала ему возможность другого выхода. Прежде всего – Расин послушался советов мудрого пастыря и вместо монашеских обетов решился связать себя узами супружества. Брак был заключен скоропалительно, 1 июня 1677 года. О сердечном влечении, очевидно, тут и речи не шло; это было трезвое и здравое устройство своей судьбы.

Помог Расину, как в большинстве его житейских дел, неизменный Витар. Невеста, Катрина де Романе, – родственница его жены. Ей 25 лет; она сирота. Семейство ее принадлежит к зажиточной провинциальной буржуазии. Ее отец, братья, кузены занимали должности, дающие право на дворянство. Юный Людовик XVII и Анна Австрийская, проезжая через Мондидье, родной городок Катрины, всякий раз останавливались в доме ее отца. Сомнений в нравственных устоях девушки, вышедшей из такой среды, возникнуть не может. Состояние же ее – земли и фермы, ренты и наличные деньги – превышает 70000 ливров, надежно и выгодно помещено и приносит более 5000 ливров годового дохода.

Что это означало для Расина? Биографы-злопыхатели утверждают, что Расин находился на краю денежного краха, и женитьба была для него спасительной соломинкой. Добрый же его сын Луи уверяет, что «интерес» не играл никакой роли в выборе его отца и что для него «самым большим богатством был характер особы, на которой он женился». Неточны, очевидно, оба суждения.

Почтенное семейство Катрины никогда не выдало бы ее замуж за нищего шалопая. Довольно и того, что претендент на ее руку был театральным автором! Надо думать, лишь уверенность в том, что отныне образ и содержание жизни жениха изменятся бесповоротно, позволила родным Катрины согласиться на этот брак. Что же до денежных дел – доходы драматургов от публикации и постановки пьес были в то время, как мы помним, невелики, но для Расина они все же составляли около 2000 ливров в год. Королевская пенсия давала еще 1 500 ливров. А в 1674 году Расин был удостоен редкой милости; король (на деле, конечно, тут не обошлось без Кольбера) подарил ему должность королевского советника и государственного казначея в округе Мулен – как значилось в указе, «поелику мы столь высоко ценим его прекрасные достоинства и заслуги». Формула необычно лестная, как необычен и сам факт получения даром должности, которую любому другому пришлось бы покупать, которая стоила 36000 ливров и приносила 2 400 ливров годового дохода. Разумеется, это была чистая синекура; Расин не потрудился ни разу приехать в Мулен, даже для того, чтобы вступить в должность, хотя бы для виду. К тому же она давала право на дворянство для ее обладателя и ближайших его потомков, то есть означала, кроме денег, еще и весьма достойное положение в обществе. Заметим, что когда, за три года до того, соперник Расина на театральном поприще Филипп Кино надумал купить себе похожую должность, чтобы обрести большую социальную уверенность, то его новые коллеги допустили его в свой круг крайне неохотно, сетуя, как рассказывает биограф Кино, что «столь достойному собранию не принесет чести человек, который много лет пребывал на театральных подмостках, дабы ставить там свои трагедии и комедии». С Расином же, очевидно, о таком ворчании и речи быть не могло: его на должность определил сам король.