В то же самое время должности королевских секретарей были обложены налогом, и поскольку он никак не мог выкупить свою до конца, ему было весьма затруднительно платить еще и налог. Он надеялся, что Король его от этого освободит, и у него были основания надеяться: когда он в 1685 году сделал свой взнос в те сто тысяч ливров, которые выплатила денежная палата Мулена… он получил от Короля бумагу в казну, чтобы там выдали ему обратно его часть, составлявшую приблизительно четыре тысячи ливров. Чтобы снова добиться такой милости, он составил прошение; и, не осмеливаясь подать его сам, прибегнул к помощи влиятельных друзей, которые охотно согласились его передать. "Это невозможно", – ответил сначала Король, а минуту спустя добавил: "Если впоследствии найдется какой-то случай его вознаградить, я буду очень рад". Эти последние слова должны были бы его совершенно утешить. Он принял во внимание только первые; и не сомневаясь более, что отношение Короля к нему переменилось, он не мог найти тому причины. Записка, которую внушила ему любовь к общественному благу, которую он написал по приказу и передал под обещание хранить тайну, не казалась ему преступлением. Не мне решать, ошибался он или нет; я всего лишь историк. Слишком озабоченный своим несчастьем, он все время искал, в чем же его провинность; и не догадываясь о действительной, он сотворил другую в своем воображении. Он надумал, что кто-то представил подозрительными его связи с Пор-Роялем. Чтобы оправдать столь естественную связь с обителью, где он был воспитан и где у него была тетушка, он написал письмо госпоже де Ментенон…»
Здесь многое требует пояснений. Должность королевского секретаря, о которой упоминает Луи, его отец действительно купил в 1696 году за 50 000 ливров. Наскрести эти деньги ему было не так-то просто, пришлось занимать – у вдовы недавнего соперника, Кино, у верного друга Буало (который ссудил ему 6 000 ливров без процентов). И еще год спустя он с этими долгами не расплатился. Между тем, должность одного из королевских секретарей (всего их было несколько сотен) не приносила ни особого почета, ни ощутимых доходов, А тут еще должность эта, едва выкупленная, облагается налогом. Был ли это у Расина неправильный расчет? или ложное честолюбие?
В это же время, в январе 1697 года, он пишет сестре: «Обращаюсь к вам, дорогая сестрица, с делом, которое может вас занимать так же, как меня, и о котором я прошу сообщить мне нужные сведения как можно скорее. Вы знаете, что есть указ, обязывающий всех, кто имеет или желает иметь свой герб на столовом серебре и прочем, внести сумму, доходящую до двадцати пяти франков, и представить описание герба. Я знаю, что наш фамильный герб – это крыса и лебедь