Дни снова становились длиннее. Погода стояла теплая. По утрам в субботу мы с Мари и Агустином долго гуляли, шагали до изнеможения по холмам, напрямик – и тем хуже, если приходилось спускаться в лощины или срезать путь через лесок. Агустин в первые часы весело носился, как заяц, потом уставал. Под конец приходилось подбадривать его с удвоенной силой, чтобы он одолел все километры, какие проскакал среди камней и олив, в обратную сторону.
Вернувшись домой, он заваливался на диван с книжкой и через пять минут засыпал. Мы пили чай, чтобы согреться, поднимались на второй этаж полежать. Я принимал обжигающий душ, нырял голым в постель. Ждал, пока Мари тоже примет душ. Предвкушал момент, когда она выйдет из ванной, завернутая в полотенце, сбросит его и прильнет ко мне всем своим еще горячим телом.
Автостопщик уехал, и все-таки был здесь. Мы думали о нем. Его посылки говорили, что он думает о нас. Мы более или менее знали, где он. Иногда он заставал нас врасплох, возникал не там, где мы думали, а за сотни километров от этого места, словно кит, который, нырнув, выплывал на поверхность дальше, чем можно было представить.
Голос у него по телефону был жизнерадостный, счастливый. Как будто новая роль специального корреспондента шла ему на пользу. Помогала найти свое место в том равновесии, что худо-бедно установилось между нами четырьмя. Равновесии хрупком, необычном. Но оно держалось. И делало всех четверых счастливыми. Держится: эта мысль часто посещала нас с Мари, приводила почти в изумление. Невероятно, но ведь держится.
Он был словно оконечностью нас самих, посланной на поиски приключений, зондом, доносившим до нас вести из разных концов мира. Нашим первопроходцем. Спутником, за прихотями которого мы следили с нежностью, с интересом. Причудливый двойник, дружеский силуэт, далекий и близкий, слишком отдельный, чтобы на него опереться, и все же достаточно близкий, чтобы быть с нами. Он путешествовал за нас, делал открытия за нас, встречался с кем-то за нас. Собирал, черпал везде, куда попадал. Словно птичка-ткачик, что вьет гнездо из всего, что найдет, пускает в ход листья, ветки, прутики и обрывки ткани. Он неустанно копил.
Самое удивительное, что через него завязывались связи, сближались жизни. В Н. Агустин с приятелями пинали тот же мяч, что месяц назад – беженцы со всех концов света. Черпак, разливавший тысячи обедов в Кале, наполнял теперь наши тарелки.