Под переговоры о следующем поединке вслепую и составление письма с многочисленными подписями в Американскую федерацию шахмат (все рвались подтвердить то, чему стали свидетелями) Риттер отделался от Понтебельо, который изводил его расспросами о шахматной карьере, вырвался из ресторана и направился домой по темным улицам, не сомневаясь, что за ним по пятам следуют призрачные фигуры. Его неумолимо звала своя квартира, где игра продолжится.
Риттер запомнил все события той ночи, поскольку ему не удалось сомкнуть глаз ни на миг. Светящаяся доска в сознании служила негасимым маяком или даже всеподчиняющей мандалой. Он переиграл заново каждую значимую партию в истории шахмат, находя новые варианты. Он выдержал два матча с самим собой, после чего сыграл с Морфи, Стейницем, Алехиным и Нимцовичем (у первых двух выиграл, с третьим довольствовался ничьей, четвертому проиграл всего пол-очка). Нимцович единственный с ним заговорил и произнес: «Я жив и мертв, как вам хорошо известно. Пожалуйста, не курите и не пугайте меня сигаретой».
Риттер вообразил восемь досок и сыграл две партии в трехмерные шахматы, в обоих первенствовали черные. Он мысленно пронесся по мирозданию, обнаруживая шахматы повсюду, и ввязался в продолжительную игру, куда сложнее трехмерных шахмат, где на кону стояла судьба вселенной. Сыграл вничью.
Всю долгую ночь напролет эти четверо оставались с ним в квартире, а серогривый лев-людоед заглядывал в окно снаружи, нацепив на морду черно-белую маску в клеточку. Часы Морфи размеренно тикали, словно наигрывая похоронный марш. С первыми проблесками рассвета фигуры исчезли, но мысленная шахматная доска осталась; она висела в сознании, когда окончательно стало светло, и ничуть не собиралась пропадать. Риттер ощущал безмерную усталость и едва удерживался на пороге небытия, а рассудок грозил разлететься вдребезги.
Но он твердо знал, что нужно делать. Достал коробку с ватой внутри, уложил туда серебряную пешку-варвара, старую фотографию, дагеротип и клочок бумаги, на котором написал: «Морфи, 1859–1884; де Ривьер, 1884–?; Стейниц,?–1900; Алехин,?–1946; Нимцович, 1946 — по сей день; Риттер-Ребил, 3 дня».
Он положил в коробку часы. Те перестали тикать, стрелки замерли, и мысленная шахматная доска наконец сгинула из сознания Риттера.
Он бросил прощальный взгляд на гротескный мерцающий циферблат. Потом закрыл коробку, обвязал ее веревкой, дерзко написал на этикетке: «Чемпиону мира по шахматам» — и добавил соответствующий адрес.
Он отнес коробку в ближайшее почтовое отделение. После чего вернулся домой и заснул как убитый.