Должно быть, на часах было уже два или три ночи, Майк продолжал что-то напевать, когда снаружи, в тишине, вдруг раздался какой-то шум и залаяли собаки. Элейн открыла глаза, Майк перестал играть, они оба замолчали, прислушиваясь. Позднее, вспоминая об этом, Элейн удивлялась, что это не насторожило ее, как должно было бы.
– Не волнуйся, у нас здесь спокойно, – сказала Элейн, но Майк уже был на ногах, нашел свой армейский зеленый рюкзак, достал оттуда серебристый пистолет, который показался Элейн просто огромным, – вышел на улицу, поднял руку и дважды выстрелил в небо: раз, два.
Элейн бросилась было спасать сон Майи или хотя бы успокоить ее страхи, но когда она в два прыжка добралась до комнаты девочки, то обнаружила, что та спит как ни в чем не бывало, не обращая внимания на шум и суету, и это было невероятно. К тому времени, когда Элейн вернулась в гостиную, что-то в атмосфере уже изменилось. Майк путанно оправдывался:
– И раньше-то была ерунда, а теперь и вовсе.
У Элейн пропало желание слушать его песни, она чувствовала себя уставшей после долгого дня. Она попрощалась и сказала Майку, что он может переночевать в комнате для гостей, постель там заправлена, а завтра они вместе позавтракают.
– Кто знает, может, уже с Рикардо.
– Да, – согласился Майк Барбьери. – Если повезет.
Когда она проснулась, Майка Барбьери уже не было. Все, что от него осталось, это записка в три строчки на салфетке: «Спасибо, с любовью, Майк». Позже, вспоминая ту странную ночь, Элейн чувствовала две вещи: во-первых, глубокую ненависть к Майку Барбьери, самую сильную, на какую была способна; во-вторых, невольное восхищение той легкостью, с которой он проехал всю ночь и нагло ее обманул, проведя в их доме несколько часов, ни на мгновение не выдав себя, восхищалась несомненной искренностью его прощальных слов. «Если повезет», – бесконечно крутилось в ее голове, «если повезет», – вот что сказал ей Майк Барбьери, и ни один мускул не дрогнул при этом на его лице – поступок, достойный игрока в покер или любителя русской рулетки, потому что Майк Барбьери прекрасно знал, что Рикардо не вернется на «Виллу Елена» в ту ночь, он знал это с самого начала, когда его мотоцикл остановился у дома Элейн Фритц. На самом деле он и приехал для этого: предупредить Элейн. Сказать, что Рикардо не вернется. Он хорошо это знал.
Он хорошо это знал, потому что несколько дней назад приезжал к Рикардо рассказать о новом бизнесе, который они никак не могли прозевать. Приезжал убедить: поставки марихуаны – чепуха, деньги на карманные расходы по сравнению с тем, что они могли заработать на кокаиновой пасте. Ее привозили из Боливии и Перу, а потом в секретных местах волшебным образом превращали в белый светящийся порошок, за который весь Голливуд, нет, вся Калифорния, нет, все Соединенные Штаты, от Лос-Анджелеса до Нью-Йорка, от Чикаго до Майами, готовы платить сколько угодно. Он хорошо это знал, потому что наладил прямые контакты с некоторыми ветеранами Корпуса мира, которые провели по три года в отдаленных районах и уже стали экспертами во всем, что касалось растворителей, ацетона и соляной кислоты, знали места, где с помощью всей этой химии листья коки превращались в брикеты, способные залить темную комнату фосфоресцирующим свечением.