Что будет потом – Л’Тисс старалась не думать. Считается, что наездники боевых инсектов, лишены чувства страха – но перспектива войти на хрупких воздушных кораблях в ветровую стремнину лишала душевного равновесия даже её. Остаётся надеяться, что клин-лидер знает своё дело и достаточно умело управляется с вверенными ему воздушными судами – иначе все они, и экипажи облачников, и наездники и даже жалкие рабы-человеки, опомниться не успеют, как превратятся в кровавые кляксы на зазубренных камнях по краям Каньона…
«Стрекоза», подчиняясь движению ручки управления, пошла вверх. Л’Тисс прислушалась – звук, издаваемый перепонками, пока не внушал особых опасений. Пожалуй, ещё восемь-десять полётных часов они продержатся, а там можно и о замене подумать. Две пары запасных перепонок давно готовы: выращены в мастерской под её личным присмотром, отсоединены от питательных баков и припрятаны подальше от загребущих рук офицера, отвечающего за ремонт и обслуживание боевых инсектов.
Она положила инсект на борт – и краем глаза успела увидеть на обзорном кормовом балконе две фигурки. Рядом с ними металлически блестело какое-то сложное приспособление.
Она едва удержалась, чтобы не сплюнуть от отвращения. К’Нарр, кто же ещё! Второй – его подопечный, учёный из человеков, с которым старик-инри ведёт в последнее время долгие беседы. Л’Тисс понятия не имела, о чём они там разговаривают. Знала только, что это позор, неприкрытый позор, и смыть его можно одним-единственным способом. Увы, пока недоступным.
«Стрекоза» скользнула в проём ангара «Хрустального жала», и палубные рабы испуганно прыснули в стороны. За миг до удара о стенку Л’Тисс резко взяла ручку на себя, инсект выгнулся, едва не сложившись вдвое – и завис, наполняя помещение густым шмелиным жужжаньем. С потолка спустились клешнезахваты, зацепили «виверну» поперёк кольчатого тела. Маховые перепонки тотчас замерли, повернулись и сложились по направлению к хвосту. Офицер-распорядитель махнул рукой – «готово!», и инсект дрогнул, поплыл по воздуху и плавно опустился на ложемент. Вокруг сразу засуетились, забегали палубные рабы, кто-то приставил к борту «стрекозы» лёгкую серебристую лесенку, но наездница не спешила покидать кокпит. Возбуждение, каждый раз охватывающее её во время полёта, медленно уходило, сменяясь глухим предчувствием чего-то недоброго. Это чувство не отпускало наездницу уже несколько дней – и она точно знала, что было тому причиной…
Фламбергу было холодно. Нет – ОЧЕНЬ холодно. Не помогал плотно запахнутый редингот и крупной вязки шерстяной шарф, намотанный вокруг шеи – ветер всё равно проникал под одежду и царапал кожу своими ледяными когтями. А ведь они не так уж сильно отдалились от приэкваториальных широт, где воздушным потокам полагается нести с собой ласковое тепло.