— Не знал, дед, что у тебя есть свои люди и в Си-Так, — иезуитским тоном заметил от пальмы Алексей.
— А ты болгарский не можешь выучить, — уел его Лавренев беззлобно.
Видно, у них был давний спор. Руденко досадливо отмахнулся и возразил:
— Я вполне сносно говорю.
— Вот именно что сносно.
— Товарищи разведчики, а как насчет Петрова? — робко напомнил Ермилов.
Но Руденко не унимался:
— Может, отметим встречу?
— Ты насчет водочки? — подобрел Лавренев и погрустнел: — Ниночка дома учует.
Он уселся рядом с Олегом, хлопнул его по колену так, словно старинным чугунным утюгом припечатал, который разогревали с помощью угля.
— Не грусти, полковник. Мне самому невесело. Ушли времена. Раньше были времена, а теперь моменты, даже кошка у кота просит алименты. Да-а, — и вдруг Лавренев по-настоящему посерьезнел и заговорил так, что у Ермилова уже не возникало желания противоречить: — Мы стали наблюдать за Петровым, как это делали за всеми новоприбывшими. Весьма поверхностно. Это, знаешь ли, как крупноячеистое сито. Поначалу. Надо понять, чем человек дышит, как общается, какие анекдоты рассказывает, как обстоит дело с пристрастием к алкоголю. Из этого складывается наше решение, брать ли в руки сито для мелких фракций. И мы все-таки взяли тогда Петрова под более плотное наблюдение.
— Для этого должны были быть очень веские причины, — Ермилов отпил кофе, поглядывая на умное лицо Лавренева, в котором не осталось и следа первобытности.
— И санкции из Москвы, — подсказал Руденко, присев на край подоконника.
— Разумеется, все было. Сперва Петров вел себя тихо, и мы даже начали терять к нему интерес. Образцово-показательный коммунист, жена в положении, заботливый семьянин, ходил на спортивную площадку.
— «Общеукрепляющая, утром отрезвляющая, если жив пока еще, гимнастика», — Ермилов не удержался от того, чтобы не процитировать любимого Высоцкого.
— Вот-вот, — скупо улыбнулся Лавренев. — «Отрезвляющая». Сначала стали замечать запашок от него при разговоре и в рабочее время, хотя жвачки всякие, клубничные и мятные, маскировали это отчасти. Очки у него были дымчатые, которые скрывали отсутствующий мутноватый взгляд. Однако парень-то он был толковый. Его анализ информации по линии Минобороны, который передавали через спецсвязь, отличался неординарностью. Но попивал старлей. Казалось бы, чего за грусть-печаль его одолела?
— Или просто банальный алкаш? — холодно заметил Руденко.
Лавренев поджал губы, но тут же отреагировал:
— Ты бы проявлял такую прыть при изучении болгарского. Любитель он был выпивки, но не алкаш. У нашего резидента имелся нюх на рабов зеленого змия. А этот пил с какой-то надсады, что ли. И вроде жена молодая, ребенка ждут, работает за границей, перспективы в его собственных руках. Никуда он особо не ездил. Около жены сидел. Потом соседи стали доносить, что ругается он с супругой. Мы подумали, что это и есть банальная причина его тяги к бутылке. Но жена уехала, и он стал погуливать. Тут уж и вообще возникла опасность, что в его загулах к нему сделает подход кто-то из разведслужб противника.