— Стоп-стоп, вы хотите сказать, что он с кем-то уже тогда контактировал? — заинтригованный Олег отмахнулся от сигаретного дыма, который выдыхал Михаил, как дракон. — С кем? Чьи спецслужбы там орудовали в то время?
— Больше всего французы гужевались из SDECE. Ну и цэрэушники, само собой. Но я грешу на французов. Один из дипломатов-французов подкатывал к Петрову на приеме в нашем посольстве. Естественно, мы это заметили, но Петров с Тьерри Канта, секретарем посольства по экономическим вопросом, общался мельком, как и с другими гостями.
— А в качестве кого там присутствовал Петров? Он же не дипломат.
— Переводчиков не хватало, вот наш посол и распорядился. А братца Тьерри мы задолго до того подозревали в разведдеятельности, приглядывали за ним по мере возможностей.
— То есть у вас какая-то версия по поводу деятельности Петрова в Браззавиле для внутреннего пользования возникла? Почему же вы его не передали офицеру безопасности посольства или уже в Москве военным контрразведчикам?
— С какой сопроводиловкой? Подозрениями?
— Этого было бы достаточно для проведения проверки, а как показала жизнь… — начал было Ермилов.
— Ты же понимаешь… Он хоть и не наш еще сотрудник был тогда, тень пала бы и на нас. Проверками твои тогдашние коллеги замучили бы наверняка. Мое руководство на это не пошло.
Полторанин хмурился и опустил голову. Олег догадался, что двадцать лет назад Михаил все-таки пытался привлечь внимание к персоне стажера, но ему дали по рукам.
Уже на обратной дороге Олег, стоя в пробке у Красногорска, прокручивал в голове разговор с полковником Полтораниным, особенно финальную его часть, когда гэрэушник «разговорился», контролируя, конечно, каждое слово. И все же свою версию поведения Петрова он изложил.
Михаил не считал, что Петров выступил в роли инициативника, если вообще имел место контакт с французскими или американскими спецслужбами. Однако Ермилов взаимодействие стажера в то время с ЦРУ мысленно отверг сразу же, иначе зачем Петров стал бы спустя несколько лет уже в Москве искать связь с американцами так топорно, и его письмо с предложением услуг ЦРУ ясно говорило, что прежде он с ними не работал. Французы — это ближе к истине, и может статься, цэрэушникам стало теперь известно, что они в начале восьмидесятых были у Петрова уже не первые.
Олег развеселился: «Выходит, Петров вместе с французами наставил рога американцам или наоборот? Хорошо бы раздобыть свидетельство его «общения» с разведкой Франции. И на чем же они его подловили? Полторанин говорил, что ни слабым полом, ни водкой стажер там не баловался. Плен… Вот это вообще новость! — Олег предвкушал, как ошарашит Плотникова. — Как же это не попало в отчеты? От офицера безопасности все скрыли? Наверное, из-за того, что все это продлилось недолго и не в Конго, а в соседней Анголе. Но ранение Полторанина ведь не могло остаться незамеченным! А факт плена все-таки гэрэушники скрыли. Но и воздержались брать к себе в Управление. Подстраховались. Прикрыли тылы. — Мысль Ермилова как опытного следователя потекла в привычном русле логики: — Если он был завербован тогда французскими спецслужбами, можно предположить, что он продолжил с ними контактировать в Союзе? Гипотетически это возможно. Но на практике… — Большинство предателей, о которых он узнал за последнее время, отказывались напрямую работать с хозяевами на территории Союза, где очень грамотно действовали контрразведчики КГБ. А личные встречи проводили в третьих странах. Олег повторил про себя: — В третьих странах… Болгария была первой и последней третьей страной, куда он выезжал после Конго, да и та социалистическая со спецслужбой — практически филиалом КГБ. Пытался ли он выйти в Софии на контакт с французами? Вот где можно и нужно копать».