Где-то в глубине сердца я успокаиваю себя тем, что Лорхио удалось избежать горших мук. Тех, которые для нас только начинались.
Казалось бы, должно было стать легче: ведь, несмотря ни на что, мы вернулись. Домой. Так мы думали. Слишком много сил и надежды вложили мы в обустройство Каламины. Но дом наш оказался разорён. Эти псы полицейские уже во всю хозяйничали на ферме. Они подняли над Каламиной свой флаг. Ориентир для вертолётов.
Они изгадили всё, что создавали мы с такой любовью и старанием. Они взяли в плен Салюстио Чоке, который остался в Каламине, они пытали его, избивая до полусмерти.
Каламина пропала для нас безвозвратно. Эта мысль угнетала каждого из нас. А больше всего – командира.
Странно… Он словно почувствовал что-то… Ещё раньше. Как раз в тот день, когда утонул Лорхио. Тогда Рамон впервые обронил эту фразу… Тогда мы ещё не догадывались, что эта фраза – пророчество. Одно из многих пророчеств командира. Он сказал: в этой зоне успех операции вряд ли возможен.
Вместе с Карлосом на плоту плыл Браулио. Вдруг прямо перед ними возникло жуткая, сверкающая, словно слизь, воронка. Водоворот… Река будто разинула свою мутную пасть. Туда затянуло плот, шесть рюкзаков с провизией, со всеми вещами и патронами. И Карлоса. Плот перевернулся несколько раз. Лорхио Ваке удалось вырваться из мертвящей хватки водоворота. Браулио – чернокожий гигант – чудом избежал смерти. Он усилием воли, на последнем дыхании добрался до берега. Он видел только, как Карлоса уносит вниз по течению. Тот даже не сопротивлялся… Браулио рассказал, как перед самым отплытием плота, устанавливая рюкзаки на стянутые бечевками стволы деревьев, Карлос бормотал себе под нос: «Я устал до смерти…»
Командир близко воспринял смерть Карлоса. Он считал Лорхио Ваку одним из лучших бойцов-боливийцев. Но сколько смертей нам готовила сельва! А по возвращении нас ждала ещё одна чёрная весть – о потере Каламины.
III
Гиены начали своё гнусное дело. Это началось с двух из них, наверное, самых мерзких: Рокабадо и Пастора Барреры. Они пришли к нам в отряде Мойсеса. Пришли для того, чтобы предать. Ещё когда они шли к нам в отряд, в их мерзком нутре созревало предательство. Разрасталось, как метастазы, в их слизком, вонючем нутре… Об этом слизняк Рокабадо с пеной у рта вопил, ползая возле армейских ботинок.
Рокабадо выдал расположение нашего ранчо, назвал имена большинства партизан, выложил всё, что ему было известно и даже больше – о находившихся в отряде аргентинцах, перуанцах, французе, и о «большом начальнике». Это его показания помогли раскрыть Таню и привели к разгрому подпольной сети Ла-Паса, к пыткам Лойолы и Марии…