Я зажмурился, но Инти, бывший метрах в двух левее и впереди меня, подобравшись, дружески толкнул меня в плечо и зашептал:
– Не дрейфь, Ветеринар. Это не твой ангел смерти. Это всего лишь самолет. Всё, что они могут, – побрызгать на нас напалмом… Хотя вряд ли пойдут на это – слишком узкая линия фронта. Сейчас она вовсе исчезнет…
Растормошив меня, комиссар ползком вернулся на своё место и ещё пару раз глянул в мою сторону, словно подбадривая.
Что ж, «Сесна» с напалмом на борту была не намного радостнее ангела смерти. Огонь с небес… Рождественский подарок радушнейших янки, улыбчивых во все шесть рядов своих акульих «чи-и-изов», для своих боливийских широкобрюхих друзей-кайманов. Напалм, вьетнамский дождь смерти… Теперь он шел и в Боливии.
Странно, но когда армейские самолеты совершили свой первый напалмовый налет на Каламину и ранчо сгорело дотла, Рамон даже обрадовался.
Он увидел в этом первый, огненный знак того, что сбывается его предсказание. Его затаённая цель: прийти на помощь братьям-вьетнамцам, оттянуть от растерзанного американцами Ханоя, от спаленной дотла ковровыми бомбардировками и напалмом земли хотя бы часть ненасытных стервятников. Об этом мечтал Рамон, там, под залитой солнцем жестяной крышей Каламины: «Вьетнам дорого обойдется американцам. Мы создадим для них пять, десять «новых Вьетнамов» по всему миру. Земля будет гореть у них под ногами».
И первый «новый Вьетнам» полыхнул там, в самом сердце боливийской сельвы, возле русла реки Ньнкауасу, что в переводе с гуарани[28] означает «чистый исток»…
XII
Инти прополз ещё дальше, почти к самой границе колючих кустов, там, где сверкала залитая солнцем трава. Я, пунцовый от стыда за накативший на меня приступ страха, полез следом за комиссаром. Он, заметив моё движение, а скорее, услышав шорох ползущего тела, обернулся и знаком показал, чтобы я принял левее. Действительно, над местом боя вдруг нависла тишина. Выстрелы как-то разом смолкли. До чего же она была неестественной, непривычной. Тогда мы впервые услышали её – тишину пустоты. Птицы, звери исчезли, напуганные грохотом боя. Тишина, жуткая. Немое молчание сельвы.
– Сдавайтесь, – вдруг разорвал пустоту сильный гортанный голос Инти. – Выходите с поднятыми руками.
Крик комиссара, словно клич, подхватили другие.
– Сдавайтесь!.. Сдавайтесь!.. – словно сухие, отрывистые выстрелы, посыпалось с нашей стороны.
Вместо ответа несколько пуль просвистели в нашу сторону, срезав, словно невидимыми мачете, ветки кустарников и деревьев. Они стреляли не прицельно, на звук голосов, поэтому пули летели во все стороны. Срезанные ветви падали медленно, словно перья пролетевшего ангела смерти. Стыд – вот что сильнее страха жгло меня изнутри. Так испугаться самолета! Именно стыд выжег остатки страха в моей душе.