Неуловимая перемена произошла в сельве. Поначалу еле заметный, но, чем далее, тем более настойчивый и густой, солнечный свет просочился сквозь заросли, потёк по глянцу листвы, вспыхивая розовато-оранжевыми отблесками. Солнце вставало!
Рассветные патрули, пробившись к поляне золотыми косыми лучами, как по мановению волшебной палочки, всколыхнули в партизанах новый прилив тихой, подсознательной радости.
– Разбудите Кастильо! Он дрыхнет, как младенец!
– Да, Рейес, этому только соски не достаёт…
– Помогите Тане.
– Не надо, я сама…
Белокурая женщина попыталась самостоятельно поставить ноги на землю, но чуть не вывалилась из гамака. Если бы ее не подхватил бросившийся на помощь партизан. Тот молодой герильеро с редкой, чуть пробившейся бородой, что вчера приходил к Рохасу вместе с кубинцем. Никогда Онорато не видел такой красивой женщины. Понятно, почему этот юнец кинулся к ней, сломя голову. Но до чего же она была худа! Как тростинка. И лицо изжелта-белое, как пленка в горшке, наполненном козьим молоком.
А как бережно он поставил ее на землю! И всё не отнимал руку, поддерживал её за локоть. Да, лучше бы ей не вылезать из своего гамака. Выглядела она совсем плохо: собиралась с силами, чтобы сделать первый шаг, и на лице её, каком-то открытом и небывало прекрасном, отразилось так явственно, чего стоили ей передвижения по земле. И Рохас вспомнил, как с таким же трудом поднимался с кровати его сын, когда мерин чуть не проломил грудную клетку ребенка своим копытом. А потом, когда к нему впервые пришли партизаны и тот, высокий, с невыносимо-пронзительным взором, которого все называли командир Рамон, осмотрел его сына, страший пошёл на поправку.
Рохас снова вспомнил взгляд этого человека. Внутри у него всё дрожало, и с губ его чуть не сорвался крик: «Не ходите! Ни за что не ходите к броду Йесо!» Да, если бы Рамон был с ними, он так бы и сделал. Он бы ещё там, у хижины, предупредил их. У него такой взгляд, что ему невозможно сказать неправду.
Но командира с ними не было. А к хижине вчера пришли эти двое: молодой герильеро и кубинец, который никак не может развязать узел веревки своего гамака. Он заросший и грязный, и очень больной и усталый на вид. Как и все остальные. Рохас подошёл к нему и помог справиться с узлом.
– Спасибо, – благодарность светилась в его взгляде, и Онорато поспешно отвернулся от этого света, который так мучительно обжигал всё внутри.
– Не стоит благодарности, – пробурчал он, возвращаясь на своё прежнее место, возле сгнившего и переломившегося у основания ствола дерева хагуэй.