Проклятие Че Гевары (Колпакиди, Кожухаров) - страница 96

Рамон дал почитать мне одну из своих книг. Я попросил. У него их много хранилось в Каламине… Книгу написал американец Марк Твен, и называлась она «Янки из Коннектикута при дворе короля Артура». Что ж, название говорило само за себя, но мне книга понравилась. Особенно, как король вместе с рыцарями сидел за круглым столом. Чтобы все были равны. Совсем, как у нас в Каламине… Помню, я сказал об этом Рамону. Он рассмеялся в ответ.

– Вот увидишь, Алехандро, наступит день, когда все люди будут именно так восседать на нашей планете, – произнес он, набивая табаком одну из своих трубок. Их у него было две. – Ведь земля круглая, как стол короля Артура.

Раскурив трубку головешкой из костра, командир спросил, что еще запомнилось и понравилось мне в этой книге. Я пересказал ему эпизод, который врезался в память: когда янки из револьвера расстреливает скачущих на него рыцарей. И хотя все они скакали в доспехах и латах, на лошадях и с тяжелыми копьями, а янки стоял один и в сюртуке, когда я читал эту сцену, мне казалось, что это какой-то маньяк стреляет по беззащитным детям, играющим в рыцарей. Мне так и виделись эти суровые воины, которые на всем скаку с грохотом валятся оземь, сраженные дьявольской машинкой звездно-полосатого мистера Кольта.

– Это мне хорошо запомнилось. Но совсем не понравилось, – сказал я тогда Рамону.

– Да, – с усмешкой кивнул Рамон. – Это совсем в духе янки…

– Жалко рыцарей. Они так служили своей королеве. Благородно и преданно… Так, наверное, надо служить и своей родине.

– Они слишком любили свою королеву, потому так легко принимали смерть, – задумчиво произнес Рамон и посмотрел на Таню.

Она находилась у его ног, самозабвенно усевшись прямо на холодную землю, внимая ему. Белокурая и прекрасная, она выглядела воплощением той мечты, за которую нам предстояло бороться, о чем говорил Фернандо. Любовь сквозила в ее блистающем взоре…

– Когда действительно любишь, умереть не страшно, – сказал Рамон. – Запомни, Алехандро: намного страшнее терять тех, кого любишь. Тогда на смену любви приходит ненависть. Нет, неверно… Любовь – это и есть ненависть, обращенная на твоих врагов.

Флора

Любовь и ненависть… Да, она права, тысячу раз права: для прямого действия нужна ненависть. Она говорит: это то же самое, что мужество. Его-то ты и растерял в университетских кабинетах, растратил, лаская Флору. Впрочем, разве не любовь наиболее полно являет пример прямого действия?

Только не для Ульрики. Как взъярилась она, когда сюда позвонила Флора. Нет, её припадком двигала не ревность. Вот это тебя и смутило. Будто бы иссушило источник твоих хаотичных метаний, развеяло пороховую пелену, затянувшую здесь, в Париже, твоё смятенное всем этим калейдоскопом событий и разговоров сознание. «Альдо, я беременна…» «Алло, алло! Плохо слышно!.. Повтори…» «У нас будет ребенок, Альдо. Будет малыш» «Откуда она узнала телефон?!