Может быть, в тот раз свою роль сыграли новизна и уникальность ситуации, но я крутил в голове негативные мысли о том, стоит ли мне писать книгу, еще много часов, прежде чем понял, что происходит. До этого казалось важным прислушаться к своим размышлениям, потому что они вызывали сильные и хорошо знакомые чувства. После этого я немедленно начал спорить с мозгом, пытаясь направить мысли в рациональное русло, но с ними невозможно было договориться.
Нечто огромное и неопределенное вошло в мой мир, и мозг переключился в режим глухой самообороны. Поняв, что происходит, я быстро успокоился. Хорошо, мозг, я тебя слышу, но пусть с этим разбирается Будущий Стю. Ко мне скоро придет клиент, поэтому давай сейчас сосредоточимся на этом. Вперед!
Учимся смотреть на вещи по-другому
Во время работы над этой книгой я сделал важное открытие. Это произошло, когда я был примерно на полпути, и, надо сказать, благодаря ему мне стало значительно легче написать вторую часть.
Чтобы закончить текст к назначенному сроку, я определил для себя, какое количество слов должен писать каждую неделю, и следил, чтобы не сбиваться с темпа. В воскресенье вечером я переползал намеченный рубеж — и в понедельник утром счетчик снова обнулялся. В этом было что-то неумолимое, но я знал, что, если отступлю от выбранного режима, начну нервничать, мешать самому себе и просто не смогу завершить книгу.
Каждую неделю у меня бывали дни, когда удавалось свободно писать, и дни, когда слова приходили ко мне крайне медленно. В менее продуктивные моменты — оглядываясь, я решил называть их «дни размышлений» — у меня в голове, как обычно, роились тревожные мысли: «Ты никогда не сможешь это сделать. Не могу поверить, что ты вообще решил, будто это возможно. Кого ты пытаешься одурачить? Придется пойти к издателю и сказать, что ты совершил ужасную ошибку».
Вечером в такие дни я приходил домой, и моя семья видела молчаливую, рассеянную, оторванную от реальности версию меня. Я плохо спал и на следующий день вовсе не горел желанием снова приступать к работе, пока мне не удавалось убедить себя, что я все же способен сложить несколько слов, а вчерашний день был просто мелким недоразумением. Я вкладывал в «дни размышлений» смысл, которого они изначально не имели, — воспринимал их как доказательство того, что я не способен достичь цели; а мой замечательный ум, естественно, делал из этого вывод, что я вообще не смогу написать книгу, я неудачник и обязательно провалю и это задание. (Спасибо, мозг!)
Однако в какой-то момент я решил, что именно медленные дни делают возможными быстрые дни. Я всего лишь слегка изменил угол зрения, но в результате мозг перестал воспринимать эти дни как опасность, и негативные мысли начали затихать. Нельзя сказать, что после этого непродуктивные дни стали проходить намного легче, но я, по крайней мере, обнаружил, что теперь они не оставляют у меня такого чудовищного чувства неудовлетворенности, как раньше. Мозг больше не твердил, что я в тупике, отчего остаток недели становился для меня гораздо труднее. Я смог взглянуть на эти дни как на часть более масштабного процесса и понять, что трудные сутки, когда мне удавалось написать всего несколько слов, давали толчок другим часам, когда слова текли рекой, а я чувствовал себя спокойно и уверенно и не сомневался, что удастся закончить этот проект.