Дек. 28
Рождество прошло очень уютно и весело. Дев вчера уехал на пару дней к родителям. Я бы тоже могла поехать с ним, но только его сестра, славная девчонка, благосклонно относится ко мне. Самое обычное проявление национального шовинизма, и мы, пожалуй, просто должны привыкнуть к нему. К тому же мне предстояло много поработать над двумя серьезными работами, которые необходимо сдать до конца января.
Я вернулась из библиотеки и нашла на двери потрепанную карточку Санта-Клауса. На ней было написано: «Привет! Помнишь меня? Если на каникулах станет скучно, позвони. Лона». Я уже собралась было позвонить Лоне Келс, но потом передумала и почувствовала себя самой настоящей крысой. Лоне Келс, наверное, одиноко, скорее всего она безобидная девчонка, и я ей нравлюсь. Не знаю. У меня сейчас слишком много других дел.
Янв. 5
С трудом нашла время, чтобы продолжать вести этот забытый дневник. Вот уже несколько недель, как не написала ни одного приличного стихотворения. Все выходит кисло и как-то нервно. (Недавно я стала употреблять это слово слишком часто.)
У нас с Девом вот-вот должен произойти большой разговор. Только этого мне не хватает накануне менструации, которые всегда проходят очень болезненно и тяжело. Дев даже не пытается скрыть своего неудовольствия, причем недоволен он почти всем. Больше в науке не существует целостности. Чтобы быть свободным, чтобы держаться за свою собственную целостность и честность в этом бесполезном обществе, он должен найти выход из тюрьмы, в которой находился. Сейчас Деву казалось, будто этот выход заключается в рисовании. Может, из него и выйдет паршивый художник, сказал он мне (если бы мне только удалось отучить его от противной привычки ходить во время разговоров со мной, я бы могла чувствовать себя счастливой женщиной), но самое главное — быстро освободиться от всего разрушительного в жизни и очистить свой мозг от разной дряни, жить честно и с надеждой творить.
«Думаю, нам понадобится как минимум год, — продолжил Дев Кауфман. — А может, на это уйдет три года, кто знает? Мы поедем в Европу, предпочтительно в страну, язык которой не знаем, чтобы нельзя было читать газеты. Будем вести очень простую жизнь».
Самое обидное то, что я не могу с ним спорить. Дело в том, что мне известно, как сильно Дев страдает от своего недовольства и как уверен, будто наконец нашел лекарство от него. Но мне грустно от того, что я не могу разделить с ним его… собиралась написать «энтузиазм», но нет, это не энтузиазм. Это не что иное, как унылая решимость перевернуть все с головы на ноги, опустошить свою жизнь и вновь наполнить ее… чем-то. Сейчас этим наполнителем является живопись. Чем закончится его последняя идея, не знаю. Удастся ли ему сейчас в отличие от прежних попыток полностью наполнить свою жизнь?