«Чтобы ухаживать за цветами, у них в штате было пятьдесят четыре садовника, – рассказывал он. – Каждый день я вновь проживаю Освенцим, но если кто-нибудь гуляет со мной по этим садам, то видит меня совершенно другим. Зачем я любуюсь цветами? Чтобы забыть об Освенциме. Чтобы забыть Освенцим, нужна подлинная красота – чудесный сад или рождение нового еврейского ребенка. Поэтому, если я приезжаю в Biltmore Hotel на три-четыре дня, для меня это эквивалентно отпуску на три-четыре недели. Это ощущение остается со мной надолго».
Именно для борьбы с кошмарами Освенцима Зигги стал отпетым трудоголиком – таким, которого может вылечить только работа, еще больше работы. Журналисты видели его достижения, но мало кто понимал, с какими демонами ему приходилось бороться и какое воздействие они оказывали на его семейную жизнь. «Неослабевающий идеализм позволяет ему жить полной жизнью… Кажется, на нем почти не осталось ни психологических, ни физических шрамов», – написал один наивный журналист, не ведая об ужасах, из-за которых Зигги предпочитал работать допоздна и нагружать себя огромным количеством задач.
У Зигги часто случались сильные головные боли, с которыми он ничего не мог поделать. Безрецептурные лекарства никак не помогали. Облегчить боль мог лишь барбитурат фиоринал, который он принимал, чтобы, не отвлекаясь на болезнь, погружаться в работу.
«Хочешь знать, почему я так много работаю? – спросил он своего помощника уже в 1990-х годах. – Все началось, когда я был еще подростком в Берлине, и евреев принуждали к рабскому труду. Мы работали больше, чем неевреи, потому что мы боялись больше, чем неевреи. Когда эсэсовцы пришли за нами, офицеры вермахта, отвечавшие за наш завод, сказали: “Пусть они остаются. Они работают лучше остальных. Они работают больше, они умнее – давайте оставим их на заводе”. А если мы работали хуже, они грозили отправить нас “на восток”. Они не говорили о концентрационных лагерях, но мы, конечно, все понимали».
«Так много работаю» – то есть на максимальной скорости и с максимальным объемом. Например, не было случая, чтобы он просто говорил по телефону. Он расхаживал по комнате, выкрикивая указания; за ним бежали секретари, придерживая провод над головами, чтобы тот не разметал бумаги с его массивного письменного стола. Он разговаривал всем телом, как это делают ярмарочные зазывалы. Рот, руки и ноги двигались так, что речь становилась не только слышна, но и видна. Его голос гремел, как пушечные выстрелы, а припадки гнева далеко не всегда были забавными. Один из таких эпизодов вспоминал Эхаб Зиед, шофер египетского происхождения, возивший Зигги на протяжении почти двадцати лет: «Мистер Вильциг фанатически ненавидел бананы с малейшими пятнышками. Однажды он позвонил мне в районе полуночи и заорал в трубку: “Приезжай! Немедленно приезжай!” Я жил всего в миле, поэтому быстро завел лимузин и помчался к нему – подумал, что, может быть, ему очень плохо. Я приехал – и он указал на банан, который купил другой шофер. “Только посмотри, что купил мне этот парень!” – кричал он. Я посмотрел: на кожуре было несколько пятнышек – он перезрел. “Убери его отсюда!” Всего несколько точек или пятнышек на банане – и он уже выходил из себя».