ОА: Существовало ли в искусстве 1980‐x разделение на женские и мужские техники? Я обращаю внимание на то, что никто из мужчин не использовал ни шитья, ни вышивания, мелкой пластики и прочего. Но важно, что не только мужчины, но и женщины редко работали с этими техниками, за исключением, разве что, Марии Константиновой.
МЧ: Вера Хлебникова тоже часто использовала вязание, вышивание, это сознательный ход, так же, как моя готовка позже. Я же готовлю в ироничном ключе, поскольку эта практика считается традиционной для женского пола.
ОА: В каком году вы начали готовить?
МЧ: В начале 1990-х, но внутри «Медгерменевтики» я тоже готовила, хотя и не выделяла собственную линию. Все считали нас абсолютно сумасшедшими русскими, которые, мало того, что делают дикие инсталляции, так они еще устраивают странные ужины. Все это считалось артистическим проявлением группы.
ОА: А в 1980‐е все же вышивание и шитье считалось ли именно женским?
МЧ: Думаю, да. Это был вполне сознательный подход к материалу, на мой взгляд. Кстати, Лариса Звездочетова тоже занималась аппликацией и шитьем.
ОА: Существовали ли какие-то специфические женские сюжеты?
МЧ: Нет, возможно, подход к ним?
ОА: То есть ни темы материнства, ни сексуальности в гендерном ключе не было?
МЧ: Нет.
ОА: Существовали ли в вашей компании бытовые гендерные разделения, когда в рамках одной компании люди группируются по полу и говорят о разном?
МЧ: Не было ни гендерного, ни возрастного разделения.
ОА: Как вам кажется, есть ли между совершенно разными художницами круга МКШ, вами, Ириной Наховой, Еленой Елагиной, Марией Константиновой и другими нечто общее?
МЧ: В творчестве – нет.
ОА: Знали ли вы в 1980‐е о русском авангарде и его амазонках?
МЧ: В 1980-е, конечно, мы уже знали авангард, думаю, что основные сложности с доступом к информации о нем были у тех, кто работал в постсталинские времена. Мы же ходили на выставку Москва – Париж, был и журнал «А – Я», западные каталоги. У некоторых были возможности посмотреть работы русского авангарда в запасниках Третьяковской галереи. Для нашего времени это уже не было открытием.
ОА: Знали ли вы о круге ленинградского феминизма?
МЧ: Лично я не знала, потому что этим не интересовалась. Меня больше интересовало искусство и андерграундная среда. К сожалению, я очень поздно познакомилась с творчеством петербургских художников, если Тимур Новиков – это все же наше поколение, и мы были знакомы, то работы Евгения Рухина, например, я узнала гораздо позже.
ОА: В книге Эндрю Соломона «The Irony Tower» Константин Звездочетов является выразителем любопытной точки зрения. Он говорит, что позднесоветская женщина, эмансипированная по праву рождения, высшей ступенью государственной эмансипации считала образ шпалоукладчицы, и ассоциировать себя с ней совершенно не хотела.