Сколько цветов. Пусть бабушка сама ищет. Острые лепестки, толстый стебель, пускай сама ищет своего степного удава. Сорвал первый попавшийся цикорий или внесезонный одуванчик…
На «джопере» домой. По обе стороны дороги камыши. И — в просвете, да, в просвете… Что в просвете? Между камышами. Что между камышами? Надо ворочать неким Языком, или перейти на жесты, или муравьиными усами пошевелить своему кровнику — он поймет. Но вот если попробовать: доска, как надгробие, надгробие-доска. И женщина, нарисованная на доске (ну, как?). Женщина, вроде «Неизвестной» Крамского (условный декор пустовойтовского созревания), но не такая рассчитанная, а уходящая лицом внутрь доски. Просто ОНА, первоначальная, дообразная, вообще довсякая. Говорить ли, что, возвращаясь на «запоре» с очередной рыбалки, Петр не видел этой доски? Или, наоборот, сказать, что видел? Но в том и другом случае говорить не рекомендуется.
Бабушка устроила целый праздник по случаю того, что внук нашел мой цветок, не-помню-как-называется. Оставила ночевать и накормила пирожными-безе.
— Так значит, «степной удав»? — спросил Пустовойтов.
— Удав, — подтвердила бабушка.
— Я видел между камышами женщину на доске, — осторожно продолжил Петя.
— Женщина стояла на доске?
— Да нет, ее кто-то нарисовал на доске.
— Не подавись, — бабушка отвернулась к черно-белому «Рекорду», — это когда искал «удава»?
— Нет, в машине мимо проезжали.
— Тогда ничего, тогда все в порядке.
— Почему в порядке?
— Не почему, а потому.
МЕМОРИАЛЬНЫЙ НОСОВОЙ ПЛАТОК: Арина Федоровна И. училась в краснодонской школе вместе с молодогвардейцами.
Следующая жизнь должна дополнить предыдущую, ибо опыт к опыту, — и алхимический булыжник, оружие мистического пролетариата, в кармане.
Если топать ежедневно по этим асфальтированным дорожкам, убивая пластиковые стаканчики, непременно наступишь на чей-нибудь хвост, не обязательно на свой.
Вот Парк им. комсомольца-героя Саши Филиппова. Тебе ли не знать, как разгоняются в нем взятые напрокат самокаты, и девочки в платьях из ЧССР суют под нос гонщику раритеты — гусениц и зеленые стекла, а родители мусолят журнал «Экран», на обложке — Игорек Костолевский или Миша Боярский… Впрочем, нет, не было ни девочек, ни журналов, ни зеленых стекол. Боярский уже умер, Костолевский еще в ПТУ учился, а родители появились ПОСЛЕ нас, они-то и разгоняли прокатные самокаты и таскали чехословацкие шмотки!..
Пустовойтов поступил на журналистику в 1989-м. Лютеровский молоток, прибивавший 95-й тезис, уже стучал по его голове, а голова была в мотоциклетном шлеме, руки заняты гитарой —