Валить деревья (Осин) - страница 31

— садись, не провалимся.

Он достал сигареты, которые курил очень редко, практически никогда.

— это было давно. Нас ещё на свете не было. Эти гнилые идиоты взрывали под землёй ядерные бомбы. Не знаю зачем, и знать не хочу. Потому что если спросить у них зачем, они ответят какую-нибудь чушь, как всегда. Им плевать на всё. Они гнилые. Скажут правительство приказало. Скажут надо было. По другому нельзя было. Вы не поймёте. Вы не понимаете. Конечно, мы их не поймём, какой здравомыслящий человек будет взрывать под землёй ядерную бомбу? Только мудак какой-нибудь поехавший.

Он затянулся и выдохнул клуб дыма. Отвернулся обратно, затянулся ещё раз и выдохнул тонкую струйку дыма.

— и таких мест полным полно. Они наделали таких пустот кучу. Эти идиоты взрывали всё подряд. Ядерные бомбы, водородные бомбы. Мерились яйцами со всем миром. И весь мир мерился яйцами с ними. И тоже взрывал всё подряд.

— наверняка ради мира во всём мире.

— ради будущего…

И он затянулся ещё раз и потушил сигарету о кроссовок. Бычок выкинул в пакет, хлебнул чая и посмотрел на меня.

— пора спать. Завтра встаём с первыми лучами солнца.

— да, пожалуй, я был бы не против уже поспать.

Я достал спальник, залез в него и закрыл глаза.

— спокойной ночи ребят.

— спокойной ночи.

Макс уже спал. Он уснул ещё тогда, когда Паша достал сигарету. Я открыл глаза и увидел, как Паша отошёл от нас метров на десять, сел скрестив ноги, что-то проглотил и замер. Я посмотрел наверх, на небо. Оно было прекрасным. Таких звёзд я ещё не видел. Посмотрел на Пашу. Он лёг спиной на землю и смотрел на звёзды, что он видел? О чём думал? Я не знаю. Я этой штуки не ел. Я закрыл глаза и уснул.

Утро. Меня кто-то бьёт по плечу, это Паша.

— вставай! Собираемся, пора выходить.

Он уже был полностью готов. Его собраный рюкзак лежал на траве и ждал своей очереди. Он толкал меня и Макса. Мы встали и начали быстро, насколько могли, упаковывать рюкзаки.

— поедим по приходу на место.

Сказал Паша и взвалил на себя рюкзак. Я открыл бутылку воды, сделал два глотка, закрутил крышку и кинул в собраный рюкзак. С большим, нежели чем вчера, трудом я влез в петли рюкзака и надел его. Я посмотрел на кучку пепла вчерашнего костра. Оглянулся назад. Всё таки хорошо, что поехал. И спалось здесь хорошо. А воздух то какой. Я повернулся и увидел, как Паша с Максом быстро и легко идут впереди. Увидел чёрный силуэт гор. Мы идём к тебе. К тебе огромная молчаливая штука. И я поторопился догонять уходящих вперёд.

Солнце висело высоко и грело что было сил. Павел Петрович не спеша брёл по деревенской дороге, рассматривая камни на обочине. Он возвращался от дома Медведевых у которых всего каких-то минут двадцать назад кончил вспахивать землю за домом. Свой любимый трактор он оставил у них, так как завтра возвращаться и к тому же ему захотелось пройтись, а не пылить по дороге на тракторе. Павел Петрович носил поношенные джинсы, местами до белого протертые, когда-то белую но со временем пожелтевшую рубашку, легкий серый тканный пиджак. На ногах его были любимые новые ботинки подаренные внуками, а на голове чёрная кепка, с неизвестной ему надписью на передке, тоже подаренная любимыми внуками. Павел Петрович был худ и жилист. Последние десять лет он не выпил и капли спиртного, но покурить папиросу он никогда не был против. Вот и сейчас, он остановился, достал из заднего кармана джинс пачку сигарет, выудил от туда одну, зажёг спичку и прикурил. Ветер был совсем слабый, но легко поднимал пыль с сухой дороги, что не видела капли дождя уже чуть больше двух недель. Да, лето выдалось сухим. Каков же будет урожай? Грибов не будет. Быть может и москвичей не будет? Было бы хорошо. Подумал Павел Петрович и сощурившись посмотрел на солнце. И траву всю по жгло ты, чего ж скотине то есть? Жаль, конечно, что корову продали, но её кормить самим не есть. Старые стали. Ветер сдул пепел его сигареты и понёс к реке, вместе с пылью сухой дороги. К реке, что делила деревню на две части, к той самой, что обмелела из-за сухого июля. Павел Петрович пошёл дальше, убрав пачку сигарет с коробком спичек в задний карман джинс. По левую руку от него рос старый яблочный сад. Некогда красивый, каждый год цветущий и приносящий всем деревенским свои плоды. Он стоял теперь и увядал. Больше половины деревьев уже давно высохли, трава с крапивой ни кем, ни кошенная уже была ему выше пояса. Давненько туда никто не лазил. Подумал он. Вот мы в своё время, все яблоки не оборвём никто не уйдёт. Хорошее время было. Ещё он посмотрел на три старые огромные ёлки, что стояли, будто забор за садом. За ними когда-то пряталась школа. Она и сейчас там прячется, правда сгоревшая и никому к черту не нужная. Павел Петрович резко взял вправо и пошел через поле. Не захотел он идти мимо домов. Одиноких, серых домов своих друзей и близких. Ведь там никого не было. Он сам заколачивал в этих домах окна, после очередных похорон их хозяев. Но о них он не думал. Он шёл домой. Там дел было ещё не в про ворот. Ему должен был привезти машину дров, Васька из соседнего села. Договорились, они на два часа, а времени было уже почти час дня. По его точным, ежедневно подводимым наручным часам, в которых он был всегда уверен. На поле паслись две белые лошади и один чёрный конь. У белочки и звёздочки были связаны передние копыта, а у его любимого красавца Марса связаны были задние копыта, которые он то и связывал по утрам перед тем как отправить их пастись в поле. Так же он каждой из лошадей вешал на шею по маленькому колокольчику, чтобы их было слышно, хотя далеко от его дома они никогда не уходили. После своей основной работы трактористом, уход за лошадьми было его любимым занятием. Сельсовет давно хотел от них отказаться и пустить бедолаг на бойню, потому что с покупкой трактора, необходимость в них пропала. Но Павел Петрович на том собрании им сказал: «Ах вы, идиоты! А если трактор поломается? А? Что мы будем делать? Вот именно, ничего? Я сомневаюсь, что вы сами потащите плуг, поэтому лошадей оставьте, и займитесь своей работой уже наконец». Он тогда чертовски переживал, но его поддержала большая часть деревни, и было решено лошадей оставить. Он открыл калитку деревянного забора, который сам ещё сколотил четыре года назад, на смену отцовскому, крепкому, когда-то отлично выкрашенному, но со временем сгнившему и наклонившемуся в сторону двора. Он зашёл в дом, который был открытый, который никогда не запирался, как и каждый дом в деревне, потому что брать там было нечего, снял ботинки. Во дворе послышался шум грузовой машины. Это Васька из Малого дров привёз. Отлично, будет чем заняться дней пять, а то и неделю. Павел Петрович обулся и вышел во двор.