Но Зинаида Миркина, напротив, в отличие от меня, полагает, что пора отделить мотивы, идеалы, веру Ленина, верных ленинцев от «дел ленинской революции», которые, с ее точки зрения, «действительно страшны». Зинаида Миркина настаивает на том, что истинная вера ленинцев – это одно, а то, «что Октябрьская революция была бедой для России», – это совсем другое. Зинаида Миркина настаивает, что даже такой фанатик, как Ленин, тем более «идеалисты и романтики», пошедшие за ним, были в духовном отношении выше, чем «прагматик Сталин».
Конечно, сопереживание советской истории является делом сугубо индивидуальным, особенно для нас, для старшего поколения, у которого все главное в жизни связано с СССР, с советской историей. Но сегодня уже не начало девяностых, а середина второго десятилетия XXI века, когда нам на самом деле угрожает не столько очернительство Ленина и большевизма, против которого восстала Зинаида Миркина. Нам угрожает не то, как она говорит, что Ленина воспринимают как «исчадие ада», а, напротив, идеализация Ленина и его революции, идеализация СССР как великой сверхдержавы, идеализация большевизма. Сегодня, уже в новой, посткрымской России, не принято говорить о «страшных делах» ленинского Октября, о преступлениях большевизма и ленинской, сталинской гвардии. Сегодня, напротив, принято бороться с так называемым «очернительством» советской истории. Поэтому я убежден: историю нельзя вычеркнуть из памяти, ибо нам, в конце концов, надо узнать правду о советском семидесятилетии, нам пора доказать, что дело не в том, что великую идею социализма испоганили, как сегодня считает вместе с Зинаидой Миркиной подавляющая часть интеллигенции, а в том, что эта идея изначально несла в себе смерть и разрушение.
Согласен с Зинаидой Миркиной, что после присоединения Крыма мы живем в другой в духовном отношении России, когда идейная и политическая инициатива переходит к тем, кого она называет «фанатичными националистами», переходит к тем, кого сейчас принято называть «сверхдержавниками». И нельзя не видеть, что чем теснее связывают нынешние сверхдержавники свое представление о русском мире с советским миром, тем спокойнее они относятся к тому, сколько умрет тех несчастных, кто поверил им, что они приведут Донбасс в Россию. Поразительно, но оправдывается предвидение русских мыслителей о том, что чем сильнее у революционеров вера в счастливое будущее (в данном случае – вера в то, что все русские вернутся «домой», под крыло Москвы), тем безразличнее они к мукам тех, кто страдает, умирает на пути к этому будущему русскому счастью.