.
Николай Бердяев, на мой взгляд, прав, когда выводит изуверство, исходный аморализм Константина Леонтьева и его бунта против европейского гуманизма, против лежащего в основе его поклонения человеку как человеку, из гуманистического признания исходной самоценности каждой человеческой личности, абсолютно каждой человеческой жизни. И действительно, Константин Леонтьев был раздражен тем, что «европейская мысль поклоняется человеку потому только, что он человек. Поклоняться она хочет не за то, что он герой или пророк, царь или гений. Нет, она поклоняется не такому особому и высокому развитию личности, а просто индивидуальности всякого человека и всякую личность желает сделать счастливой, равноправной, покойной, надменно-чистой и свободной в пределах известной морали. Это-то искание всечеловеческой равноправности и всечеловеческой правды, исходящей… от того, что философы зовут личной, автономной нравственностью, это-то и есть яд, самый тонкий и самый могучий из всех столь разнородных зараз, разлагающих постепенным действием своим все европейские общества»[224].
Но сегодня важно учитывать и то, что Карл Маркс начал создавать свое мировоззрение, идеологию диктатуры пролетариата с бунта против «поклонения человеку потому только, что он человек». Правда, атеист Карл Маркс, в отличие от якобы христианина Константина Леонтьева, отдает себе отчет, что европейская политическая демократия, признание морального равенства людей имеет христианское происхождение. Но он ее, буржуазную демократию, критикует за то же, за что позже будет ее критиковать Константин Леонтьев, за то, что она уравнивает неравных в своей социальной, как он считал, исторической значимости людей. Различие состоит только в том, что, с точки зрения Константина Леонтьева, нельзя уравнивать в правах на человечность царя с пастухом, а Маркс настаивал, что нельзя уравнивать в правах на человечность промышленного рабочего, который, с его точки зрения, является «социальным разумом и социальным сердцем общества»[225], с человеком, «испорченным всей организацией нашего (буржуазного. – А. Ц.) общества». Отсюда и поразительное сходство бунта Карла Маркса против христианского поклонения человеку просто как человеку с тем, что позже будет писать о пагубности европейского поклонения личности как личности, поклонения моральной автономии личности Константин Леонтьев. Разница между ними состоит только в том, что атеист Карл Маркс осознает христианское происхождение поклонения человеку как человеку, как творению божьему, а православный Константин Леонтьев сводит его целиком к грехам гуманизма. «Политическая демократия является христианской постольку, – настаивал Карл Маркс, – поскольку в ней человек – не какой-либо отдельный человек, а всякий человек, – имеет значение как суверенное, как высшее существо, но этот человек в его некультивированном, несоциальном виде, человек в его случайном существовании, каков он есть, человек, испорченный всей организацией нашего общества, потерявший самого себя, ставший чуждым себе, который еще не есть