Но ведь именно старая, советская вера Владислава Иноземцева в то, что идеалы коммунизма были человеколюбивы, как раз и является серьезным, если не главным препятствием на пути осуждения преступлений большевиков, к которому призывает власть Владислав Иноземцев. Ведь очевидно, что мы не можем решить задачи декоммунизации, ибо боимся или не можем сказать, что сами так называемые идеалы коммунизма были в своей основе порочны, что они на самом деле вместо рая на земле призывали к смерти, к убийству, к морям крови. Если идеология коммунизма была и остается «человеколюбивой», как настаивает Владислав Иноземцев, то есть основания сохранить старую, шестидесятническую веру (а она стала сегодня снова популярной в России), что если эти светлые идеалы попадутся в более умелые и добрые, чем у Ленина и Сталина, руки, то тогда действительно наступит рай на земле. В России всегда хочется верить во что-то светлое и невозможное. И до тех пор, пока в РФ будет сохраняться эта шестидесятническая вера, что ленинцы не поняли, а потому извратили «человеколюбивую» сущность марксизма, всегда у нас будут сохраняться морально-психологические условия для реванша зюгановцев, для реставрации коммунистического тоталитаризма. Опасность нынешней идеологической ситуации состоит в том, что на самом деле уже нет никакой качественной разницы между идеологией якобы оппозиционной КПРФ и правящей «Единой России». Сегодня депутаты от КПРФ, от «Единой России» говорят на самом деле одним и тем же советским, марксистско-ленинским языком.
Я согласен с Владиславом Иноземцевым, что точно так, как Руссо не несет ответственность за преступления якобинцев, Карл Маркс не несет прямой ответственности за преступления большевиков. Но при этом мы, по крайней мере те, кто считает себя образованными людьми, не имеем права забывать, что знали и понимали даже современники Карла Маркса, что агрессии, ненависти к врагам пролетариата, к тому миру, который есть, у него было куда больше, чем любви к будущему коммунистическому человеку. Во всем убеждении Карла Маркса, что праздниками истории являются классовые революции со всеми их «кровавыми муками рождения нового общества», было что-то болезненное, садистское. Мессианизм Карла Маркса был завязан на катастрофизм, на жажду, ожидание бесчисленных человеческих жертв. И когда вы будете это учитывать, знать на самом деле, что такое революционизм Карла Маркса, что такое учение о диктатуре пролетариата, то вы с ужасом обнаружите, что весь наш русский кровавый ХХ век действительно был «воплощением теоретического прогноза Карла Маркса».