Ройзин стал набирать чей-то номер. Используя паузу, я подсчитал массу порошка в человеческом эквиваленте. Ройзин истратил три с половиной грамма предоставленного мною сырья.
– Киномеханик уже в студии, – доложил мне профессор. – После опыта над крысами я решил записать то, что случилось с обезьянами.
Жестом он пригласил меня покинуть кабинет.
– Не доводилось работать с макаками? – поинтересовался он по дороге к лифту.
– Пока нет.
– Тогда вам крупно повезло. Но перед просмотром вам не помешает увидеть, что это такое.
Мы шагнули в лабиринт дощатых коридоров, ведущих к зверинцу. Из клеток с обезьянами доносился оглушительный шум. Последний раз я видел и слышал этих животных пять лет назад, в лесу под дождём на северо-западе Амазонки. Но тогда это был рёв свободного зверя в своей стихии, а здесь за решёткой бесновались существа, лишённые партнёра. Пока они вовсю орали «всухую», Ройзин постучал в одну из клеток. Её узник тут же рванулся вперёд, норовя перегрызть зубами стальные прутья.
– Не сидят без дела! – крикнул мне в ухо мой проводник по здешним мирам, и мы покинули обезьяний круг преисподней.
– Вам сейчас покажут только предварительные результаты, – заметил Ройзин, входя в кинозал. – Мы делали то же самое, что и с крысами.
Свет погас, и на экране появился Ройзин со своей пушистой шевелюрой. Он стоял у клетки, где бесновался агрессивный экземпляр макаки-резуса, сородичей которого мы сейчас видели. Голос Ройзина на плёнке записался невнятно, но поведение обезьян говорило само за себя. Через двадцать минут после нанесения эмульсии животное заметно успокоилось. Даже когда его трогали прутиком, оно не бросалось на решётку, а отступало в глубь клетки, принимая, как отметил Ройзин, типично кататоническую позу. На прочие возбудители реагировало вяло, без прежней агрессивности. Отлучившись на время и вернувшись, учёный и лаборант застали обезьяну в том же самом положении, что и шесть часов назад.
– Теперь мы можем увеличить дозу, и проделать кое-что ещё, – сказал мне Ройзин у себя в кабинете. – Пока что нам удалось выяснить лишь одно – что бы в этом порошке ни содержалось, он может быстро и радикально изменить поведение.
Ройзин откинулся на спинку кресла.
– Хочу вам вот что сказать. За много лет работы с доктором Клайном через эту лабораторию прошло много разных веществ. Ваше – самое необычное.
– А как вы думаете, где его могут использовать?
– Сейчас нельзя сказать определённо.
– И всё-таки?
– Возможно, в сердечно-сосудистой хирургии. Это вещество не поражает сердце при полной анестезии организма. В психиатрии, при лечении особо возбудимых.