Вникая в бригадировы слова, Сергей медленно заливался краской. Хорошо еще, что в траншее мглисто, не видит никто. Стоило ему подумать, и сам догадался бы, что Дмитрий Алексеевич прав.
— На будущий год иначе сделаем, — неуверенно предлагает Сергей. — Осенью оставим над питателем бревно потолще, а от него выведем трос с петлей. Как навигация придет — бревно выдернул, и никакой «шапки» не будет.
Дмитрий Алексеевич соображает, теребит ус.
— Слышь, Иван, — зовет он Миновича, — а начальник-то дело говорит. Чего бы самим додуматься, а?!
За работой обида уже сошла с Миновича. Да и идея Горобца ему нравится.
— Пожалуй, что и выйдет, — говорит он, выпрямляясь, обтирая пиджачной полой лицо. — Где раньше был? Теперь не мучились бы…
И, будто извиняясь за свою недавнюю грубость, Минович добавляет погодя:
— Ладно! Ты, Никандрыч, не обижайся. С зимы на лето попробуем, как оно…
— Сейчас дай-ка я разомнусь! — просит Сергей.
Он скидывает китель и остается в тельняшке. Для порядка плюет на ладони, крякает, как это делают бывалые грузчики, и половчее берет кайло. Минович уступает место. Механизаторы теперь закуривают, приглядываясь, как замахивается Горобец, на что способен.
А он почти сразу понял: силы надо экономить. Люк узкий, развернуться для удара негде. Кайло все время на весу, мышцы не отдыхают, и с непривычки сводит лопатки. Бить же надо точно, как по гвоздю, и сильно, чтоб при каждом ударе отваливался уголь.
«Шапка» мало-помалу поддается. Камни стучат по стенкам бункера, густая пыль садится Сергею на лицо, попадает в рот, слюна хрустит на зубах. Сергей отплевывается, но кайлом машет без передыха, зная, что остановиться нельзя, не хватит тогда сил для нового взмаха.
Реснянский передал Миновичу лом, которым подпирал крышку люка, и нагнулся к Сергею:
— Дай-ка!
— Нет, дядь Мить, не устал, еще поколю.
— Кончай рубить! — отстраняя Сергея за плечо, приказывает бригадир. Глядя в люк, он тянет руку назад: — Иван, лом!
Сколько времени прошло, Сергей не знал. Но пока он рубил, механизаторы успели выкурить по папиросе. Боялся Сергей, что они заметят его усталость, засмеют, но им было не до него. Минович кинул бригадиру лом, а сам ухватил крышку руками.
Дмитрий Алексеевич, шевеля бровью, велел отойти всем назад. Высмотрев что-то, Реснянский потрогал уголь острием и вдруг стремительно, как рогатину в медведя, вонзил лом в пласт. Поднатужившись, он с вывертом дернул его назад и отскочил в сторону. Лом ударился о дубовую стойку, зазвенел, а угольная «шапка» рухнула в питатель. Минович уже бросил крышку, но ее выперло, и уголь вываливался на ленту. Транспортер забуксовал.