— Кто это доложил?
— Людмилку видела.
— Что, агентура?! Я никого не просил волноваться!
— Бочкарев навещает аптеку. Болтал с Горкушиной, Людка слышала.
— Не расслышала, знать, — благодарность вынесли!
— А-а… Поздравляю.
Она вздохнула.
Сергей подергал ноздрями — как это делает его кузнец, тоже вздохнул. Видно, не о празднике пришла она говорить, с чего бы ей тогда волноваться. Разглядывает перчатки, будто впервые видит. Нашла белесое пятнышко, царапает крашеным ногтем. Сергей небрежно глянул на свои руки — не такие они у него красивые… А она все молчит. Не выдержал он:
— Алик и Володька думают, что вам надо хозяйничать. Мы водки купим, червонца по два сложимся. С комнатой закавыка — у меня ведь не разгуляешься…
«Нам бы хватило!» — думает Дина, а сама соглашается с его словами, кивает головой и трет тыльной стороной ладони по щеке. Кажется, краснеет…
— Так я и прикидывала, — говорит она. — Не знаю, Людмилку звать ли? Вадьку ждет… — и пронзительный взгляд на Сергея.
— А что особенного?! — Сергей чувствует, что его как будто толкнули в грудь. — Пусть с Вадькой приходит. Солдату без компании тоже гибель.
— Не знаю, Вадька баламут, матери лишней строчки не черкнет, а ей уже месяца три не пишет. Да-а, только вы на это и способны!
— Лучше без обобщений. Дело ваше — пусть приходит одна, как хочет.
— А ты?
Уже после того, как сказала, Дина поняла, что вопрос ее слишком прямой. Да поздно переспрашивать, слово-то вылетело.
— Как тебе сказать… — Сергей медлит. — Я бы рад был. Но если у вас контакт испортился — не приглашай…
Дина подошла к окну. Сунула перчатки в пальто, руки на бедра положила и покачивалась из стороны в сторону.
— Эх, будь я женщина!.. — и вздох вырвался у нее из груди.
— Ну?!
— Подошла бы вот так, — она резко повернулась, на лице растерянная улыбка. Подумала, шагнула к Сергею. — Подошла бы и сказала… Ох, не знаю, не знаю, что сказала бы!..
И топнула каблучком, и неожиданно для самой себя засмеялась громко, и закружилась, задевая его колени юбкой и полами пальто. Вдруг, точно вкопанная, встала.
А Сергей смотрел мимо нее в окно, на улицу. По гравийной дороге ветер разметывал вороха листьев. Они то взмывали, то падали, как бумажки, прилипая к лужам, к заборам, застревая в сухих былинках на обочине… Вместе с листьями подбрасывало обломок бумажного змея с красной лентой в хвосте.
— Эх, Сережа… — Дина отступила от него. — Пошутковала я с тобой… хватит. А теперь, — взялась за ручку, — отпусти-ка!
— Так погуляем? — спросил он напоследок.
— Гуляй! — сказала она и ушла.
Сергей зажег сигарету, выдвинул ящик стола, достал оттуда пудреницу и рукавом тщательно обтер с нее пыль, полюбовался узорчатой серебряной отделкой из листьев и даже глянулся в крышку-зеркало. Зачем мудрить? Лучше спрятать зеркало поглубже в стол. Хорошо, что Дина не сказала ему своих главных, сокровенных слов. А пудреница — что ж? Из нее выйдет неплохая пепельница.