— Как пить дать!
Алик губами вытянул из пачки сигарету, облокотился на стол. Светловолосая шевелюра его рассыпалась на два чубчика. Он заметил новую пепельницу, подвинул к себе. По тонкому запаху парфюмерии, еще не убитому табаком, догадался, что это пудреница. «Наверное, Дина ему подарила…» — решил он и спросил:
— Откуда? В нашей дыре не достать приличную вещь!
— Видишь ли, это пудреница, дамская.
— Разве?
— А про себя: «Так я и знал, Дина!..»
— Вот крышка.
Подал зеркало и, глядя на друга, продолжал:
— Я собирался подарить ее Дине.
— Как, ты?! — Алик опешил, не понимает. Голос упал, старается говорить равнодушно: — Подарить ведь можно и завтра…
— Теперь от нее сильно разит табаком.
— Что ж ты подаришь?
— Не будь идиотом. Мы просто… дружили.
Сергей не смотрит на друга. Он терзает свой «Рекорд», крутит ручку настройки. Алик глядит на широкую спину Сергея, на его прямые плечи. И чем он по сердцу ей?!
В приемнике витали беспорядочные шумы эфира, тонкие посвисты. Алик потянулся и из-под руки Сергея резко крутнул диск настройки. В комнату ворвался тревожный, совсем близкий женский голос:
— Виктор, ты слышишь меня, Виктор! Я люблю тебя!
Голос тут же пропал. Свист, треск, шум! Сергей опять крутит диск, осторожно, наблюдает за суживающимся, зажмуривающимся зрачком индикатора настройки. Он ищет ответ. Но его нет. Спустя минуту через радиопомехи слышен сиплый, простуженный басок:
— Вас понял! Вас понял! Это страшная ошибка. Как слышите? Прием!
Был ли это голос Виктора?
Сергей переключил приемник на другой диапазон, повернулся к Алику и, угадывая его мысли, спросил:
— Теперь будешь рисовать ее?
— Попробую… — отвечает Синько, застигнутый врасплох. И тут же встает, чтобы не продолжать на эту тему, спешит, собирается домой. — Давай письмо. Брошу!
Сергей запечатал конверт. Алик стоял у двери, медлил, не уходил.
— Хочешь знать, что произошло? — спросил Сергей.
— Откровенно только.
— Я мог бы сделать жест: ради друга — любая жертва! Это не так. Дай ей остыть. Она хоть и не говорила, но догадаться можно, что она… серьезно. А это — страшная ошибка. Как в школе в записочках писали: насильно мил не будешь. И потом — я оптимист — меня другая полюбит!
— А если у нее ничего серьезного?! Просто, как ты говоришь, дружили…
Горобец пожал плечами:
— Можешь проверить!
Когда шаги Алика затихли на лестнице, Сергей, не раздеваясь, плюхнулся на кровать. Хотелось уснуть, чтобы незаметно и быстро пролетело время, отстоялось в его взбаламученной душе.