— Нет, как ты думаешь, я не разонравилась ему?!
Они обе слегка кокетничали, и знали это, и обе прощали это друг другу как милую шутку. Но мать наконец говорила:
— Вот он приедет, ты его спросишь!
Когда я был здесь в прошлый раз, венок, не фарфоровый, конечно, а из простой жести, с листьями, похожими на сиреневые, был крепко прикручен к изгороди. Его не трогали, я знаю, но время… Ветер набегает, и железные листья ржаво поскрипывают. И другую примету, что время поработало, вижу на соседней могиле. Там на массивной, как шкаф, стойке стоял деревянный Христос. От дождей почернело и сгнило дерево, рухнуло вместе с распятием. Теперь оно лежит, как неубранный черный гроб, и наводит тоску.
Снова взгляд возвращается к Ней…
Ниже фотографии припаяна пластинка нержавеющей стали. Кроме имени и дат, окружающих недолгую жизнь Милены, на пластине вытравлены кислотой два слова:
«Трагически погибла».
Глупо как все!.. Глупо…
Ну, конечно, просто случай. Трагический случай.
Но почему именно Она?!
Неужели так трудно было судьбе уступить ей всего только полфута?!
Я бы лег грудью на острые решетки, если бы что-то можно было изменить… Но ничего нельзя изменить, невозможно, как невозможно вернуть прошлое. И горько, потому что нет и никогда не будет Ее, а ведь все наше, все остается з д е с ь — живым!
IX
Думаю:
Когда уходит человек в плавание, его ждут. Его могут ждать всю жизнь. Но сколько ждать, когда больше некого ждать?
…Скрипит жалобно тонкое железо, качается на ветру лист совсем не фарфорового, но такого же дорогого мне, как и Бунину, венка, покрашенного зеленым маслом.
Не все ли равно Оле Мещерской, не все ли равно и Ей?
У них обеих поразительно живые глаза и легкое, светлое дыхание…
X
На кладбище приходит вечер. Небо словно опускается над одинокой скамейкой у ее могилы, над поникшей моей головой. Сумеречные тени размывают границу времени между старыми деревьями и молодыми. Кажется, тут наступит сейчас пора таинственных превращений и мистификаций. Я один, уже и редкие поздние посетители исчезли. Я один, и тщусь понять, где граница между вечностью и небытием.
А вдали зажигается огнями тысячный город. Он зовет и манит меня, там еще есть жизнь. Я пройду по улицам, по которым мы бродили вместе, я вспомню наши слова и наши тихие шаги под ночными липами, вспомню того соловья в парке над Орлеей, и, как знать, может, он снова будет щелкать?..
Но я еще приду проститься к тебе.
Ты же понимаешь, меня ждет океан, мне не миновать бурь, а я хочу, чтобы твоя звезда по-прежнему светила мне. И ты скажешь, как бывало: