— Если бы только одни подозрения…
— Ну, милый, вы, кажется, заговариваетесь!
— Впрочем, оставим это. Курите, — сказал Татарников, раскрыв перед хозяйкой мельхиоровый портсигар, туго набитый папиросами.
Кармацкая взяла папиросу. И Татарников заметил, что пальцы ее при этом дрожали. Прикурив от спички, услужливо поднесенной Татарниковым, хозяйка быстро поднялась с оттоманки.
— Я пойду спрошу самовар, — сказала она и вышла в двери, ведущие в кухню.
Оставшись один, Татарников снова настороженно прислушивался к чему-то. Странно, но его не покидало все это время ощущение присутствия где-то рядом постороннего человека, тайно следившего за каждым его движением. Внешне как будто ничто не говорило об этом. В доме стояла мертвая тишина. Только шумел по-осеннему частый мелкий дождь за окошками да угрюмо гудели на ночном ненастном ветру старые тополя и березы. в саду. Но всем своим существом, каждым, казалось, нервом и мускулом Татарников все же чувствовал присутствие этого постороннего человека в доме, и потому напряженная настороженность не только не шла теперь на убыль, а наоборот, все больше и больше обострялась с каждой новой минутой.
«Зачем понесло меня к ней?» — подумал Татарников про Кармацкую. Он и в самом деле не понимал сейчас, зачем очутился тут в эту непогожую, темную ночь, в тишине точно вымершего дома. Татарников, придвинув к себе наполненный до краев портвейном бокал, долго крутил его за хрупкую высокую ножку, пристально вглядываясь узкими татарскими глазами в искрящееся при мерцании свечей золотистое вино. Потом он торопливо отодвинул его от себя, пролив несколько капель лимонной жидкости на белую полотняную скатерть.
Кармацкая, неслышно вошедшая в комнату, где притаился Лука Лукич, молча увлекла его в кухню и там закрылась на крючок.
— Не пьет — вот беда!
— Это я вижу. Худо угощаешь, стало быть…
— Старалась. Не выходит. Похоже, заподозрил что-то. И вообще мне все это надоело…
— Ну, ну у меня! Не хватало ишо, чтобы ты распустила вместе с ним нюни… Как хошь, а выпускать его отсюдова нельзя.
— Это понятно и мне. Только что же теперь придумать?
— Подумай. Ты — баба!
— Я свое придумала — не получилось. За тобой очередь….
— Топор есть под рукой? — вдруг спросил Лука Лукич шепотом.
— Что ты, что ты, Лука Лукич! Топором?! У меня в доме?! — воскликнула, отпрянув от Луки Лукича побледневшая Лариса.
— Не шуми. Не закусывай удила. Я пушку дома забыл. А потом, без пальбы сподручней…
— Нет. Нет. Этого я не могу. У меня — нервы. Я С ума потом тут в доме одна сойду… — шептала в смятении хозяйка, клятвенно скрестив на груди узкие руки.