Все высыпали на улицу, наспех накидывая тужурки и шубы. «Восточные» встретили комсомольцев градом снежков и камней. «Западные» стали отбиваться. Страсти разгорелись, пошли в ход кулаки — словом, началась свалка. «Восточных» было больше, и они вернулись домой с победой.
На следующий вечер снова завязалась драка. Отлетали уши заячьих шапок, трещали рукава драных пальтишек. Комсомольцев теснили все дальше и дальше в лесок. Вскоре ребята оказались около высокого дома Судовых.
Часть «западных» ушла греться и не вернулась. На улице осталось мало храбрецов. У Никиты Ляглярина давно были оторваны рукава его и без того ветхой шубенки. Он падал, вскакивал, взбешенный, снова кидался в драку. Собравшиеся на это «развлечение» богачи-интеллигенты подзадоривали ребят, хохотали и радовались. Тыча кулаком в воздух, довольный Судов говорил:
— Эх, хорошо! Свободные дети советской земли!
«Восточные» ушли домой, когда уже сгустились сумерки и «западные» перестали сопротивляться.
Закрыв лицо руками, Никита сидел один на снегу.
— Эй, парень, замерзнешь! Поднимайся быстрее! — прозвучал над ним чей-то голос.
Никита почувствовал, что его обняли сзади и стараются поднять. Он отнял от глаз руки и увидел на своей груди огромные рукавицы. Никита хотел было вырваться, но человек крепко стиснул его и поставил на ноги.
Вечный батрак Судова, старик Сапыров в сбившейся набок рваной жеребковой шапке заглядывал в лицо паренька:
— O-xo-xot В таком-то виде, а еще дерется! Эх, парень, где же твои рукава?
— Тут… там…
Старик разыскал в снегу рукава, отряхнул их, похлопав по своим торбасам, надел Никите на руки и завел его в свою юрту.
В нос ударило запахом вонючего хотона. В юрте было темно, белели лишь ледяные окошки. Где-то в глубине тяжело стонала женщина, а сбоку хрюкали свиньи.
— Кто это? — послышался сдавленный голос.
— Это я! — быстро ответил Сапыров и, вытащив из-за камелька дрова, разжег огонь. — Ну, драчун, погрейся!
Умирающая старуха, жена Сапырова, лежала на низких нарах под грудой тряпья. Когда огонь разгорелся, свиньи начали тыкаться в решетчатую загородку, расшатывая ее и еще громче хрюкая. Никита грелся, стоя у камелька. Старик, сидя спиной к огню, принялся обстругивать лопату. Больная старуха тяжело стонала. Свиньи хрюкали.
Образованный человек, богач Михаил Судов, муж прекрасной Анчик, держал батраков вместе со свиньями.
Никита грелся долго. Огонь стал ослабевать. Вдруг старуха стала задыхаться, закашлялась и свесила голову с нар. Старик подскочил к ней и, бормоча какие-то успокаивающие слова, уложил жену на место. Его большая рука покоилась на ее голове.