— Что, навоевались? — доносились иронические выкрики на русском и якутском языках, обращенные к пленным.
— Товарищи, товарищи, не загораживайте улицу!
Как потом стало известно, среди пленных двое оказались участниками засады, на которую напоролись комсомольцы. Один из этих двух пленных, молодой, упорно молчал, зато пожилой любил поговорить и рассказывал о столкновении на дороге со всеми подробностями и весьма красочно. Метавшийся под выстрелами бандит, оказывается, был у них командиром. По словам пленного, в первый раз сквозь засаду проскочили двое красных, а во второй раз только один. Он, как говорил пленный, птицей пролетел на своем прекрасном скакуне сквозь пули двадцати трех стрелков.
Уланчика говорун признал сразу, даже вскрикнул от изумления, но Никиту признать отказался.
— Тот был храбрый мужчина, а этот мальчик, — с сомнением качал он головой.
От этого же пленного узнали о судьбе комсомольца Кеши Догорсва. Под ним был наповал убит конь, а сам он тяжело ранен. Оглушенный падением, истекающий кровью Догоров все же отбежал шагов на пятнадцать, а потом залег и начал отстреливаться. Он убил троих белых и одного тяжело ранил. Его удалось взять, лишь когда он потерял сознание. В штабе на допросе Догоров рассказал, кто он и откуда, но наотрез отказался сообщить какие-либо иные сведения. Когда же его подвергли мучительной пытке, он воскликнул: «Да здравствует Ленин и коммунистическая партия!» В конце концов начальник бандитского штаба пристрелил его на полуслове в тот момент, когда он обратился к растерявшимся солдатам, призывая их не поддаваться обману своих командиров и сложить оружие перед великой Красной Армией. По словам пленного, присутствующие были настолько ошеломлены поведением Догорова, что солдаты между собой до сих пор вспоминают о нем, говоря: «Если только от одной дружбы с русскими красными якутский человек становится таким сильным, каковы же должны быть сами русские красные!»
Все туже сжималось вражеское кольцо вокруг Якутска. По городу был объявлен приказ командующего всеми вооруженными силами Якутии: «Город Якутск и его окрестности объявляются на осадном положении… Свободное хождение по городу разрешается с 7 часов утра до 5 вечера…»
Усилиями жителей на подступах к городу выросли неуязвимые для ручного оружия укрепления. В ближайшие деревни командование выдвинуло сильные заслоны.
Так, отряд Афанаса Матвеева в сорок человек был послан в таежную деревню Холодная, в двадцати верстах западнее города.
Вскоре бандиты отрезали почти все пригородные деревни и стали еще чаще налетать на город, хотя каждый раз откатывались назад, натыкаясь на крепкий отпор. Но городу не хватало оружия, добровольцы записывались в очередь на винтовку. Поступление топлива, которое раньше подвозилось на санях, совершенно прекратилось. С огромным риском снаряжались под военной охраной обозы на реку за льдом и водою. Проруби внутри города загрязнились, и вспыхнули эпидемические заболевания. Якутск мерз, голодал, бедствовал, но не сдавался. Он превратился в единый военный лагерь, руководимый губернским бюро РКП (б) и губревкомом. Трудно было сказать, когда находили время для сна члены губбюро и губревкома. Они бывали всюду, но чаще всего их можно было встретить в самых опасных местах. Они подтягивали отстающих, ободряли отчаявшихся, сплачивали воедино разрозненные силы защитников города, этого самого крупного и самого главного красного острова на просторах необъятной Якутии. Главного, но не единственного.