Вскоре подоспел весь эскадрон и открыл сзади стрельбу из пулемета и винтовок. Никита оказался как бы под перекрестным огнем. Из вражеских окопов только изредка то там, то здесь на короткий миг высовывалась похожая на бурундучью голова и хлопал одиночный выстрел. Потом, улучив момент, когда пулеметчик сменял ленту, бандиты разом выскочили из окопов и бросились наутек.
Никита положил винтовку на уже застывшего Уланчика и открыл огонь им вдогонку. Он был так увлечен своим делом, что оглянулся лишь на раздавшийся совсем рядом выстрел. Сбоку лежал Василий Кадякин и неторопливо прицеливался, приложившись к винтовке щекой. А позади, быстро приближаясь, уже скакали конники. Никита вскочил и кинулся в окопы. Он едва успел послать оттуда две пули в мелькавших меж деревьями бандитов, как мимо него и над ним, перелетая через узкую траншею, пронеслись всадники.
— Р-руки вверх! — загремело над Никитой, и перед самым его носом затанцевали серые ноги коня.
Молодой красноармеец уже заносил над ним шашку.
— Зачем? — заорал Никита и нырнул в окоп.
— Бросай оружие! Зарублю!
Не успел Никита сообразить, что его приняли за белого, как налетели еще двое. Они моментально вырвали у него винтовку, а самого Никиту подкинули наверх.
— У, вояка! Молокосос еще, а уже бандит!..
— Я те дам — бандит! — рассвирепевший Никита бросился на великана, как щенок на вола. — Я крас…
Но сзади его схватили чьи-то сильные руки, и он лишь задрыгал ногами в воздухе.
— Чи он пьяный, чи шо…
— Кто его знает, а может, и впрямь свой, — усомнился взводный, с которым Никита на пути из города все время ехал рядом. — Отпусти, Егоров, там разберемся.
Почувствовав под ногами землю, возмущенный Никита направился туда, где лежал Уланчик, и даже не обернулся на чей-то миролюбивый окрик:
— Куда ты?
Прекрасные глаза Уланчика покрылись смертной мутью, высунутый язык ушел в снег.
— Никита! — Рядом сидел только что поднявшийся Василий Кадякин. — Никита, зови людей, у меня нога вывихнута.
— Вот еще один бандит, ловите его! — зло заорал Никита, указывая на Кадякина.
— Нет, этот-то свой, этого мы знаем, — весело ответил взводный. — Да ты что, брат, сердишься? Сейчас все выясним. Тут обижаться нечего.
— Этот наш? — спросил кто-то у Кадякина, но тот, приняв слова Никиты о нем за глупую шутку, не вдаваясь в объяснения, лишь сердито кивнул головой.
Сморщившегося от боли Кадякина посадили на коня и направились к своим.
Когда взводный рассказал о случае с Никитой, раздался оглушительный хохот.
Больше всех смеялся усач Буров.
— Да я его тоже… — приговаривал он, — тоже раз в плен брал. Ха-ха-ха! Вот не везет пареньку! Он лихой! А что, в драку не полез?.. Вот, вот молодец, Никита! Молодец!.. — Наконец он немного успокоился и, все еще пофыркивая в усы, подошел и взял Никиту за подбородок. — Ах ты, мил человек! Ну, довольно тебе дуться на товарищей!