Оратор говорил все быстрее и громче, — казалось, он изо всех сил старался сдержать поток собственных слов, но слова не подчинялись ему и вылетали непроизвольно. Но вот он внезапно остановился и соскочил с трибуны, будто обрадовавшись тому, что ему все-таки удалось сдержать волну своего красноречия.
Подсчитав голоса, председатель, к большому удовольствию Никиты, сообщил:
— Судову отказано! — и взялся за следующее заявление.
Сыгаев нагнулся к Никите и тихо спросил:
— Товарищ Ляглярин, ты как — «за» или «против» Судова хотел выступить?
— Конечно, против! Сын бандита и сам бандит… Известный богач — и стипендию просит! Не стыдно ему!
— Во-первых, советская власть простила ему все это и забыла. И за такое оскорбление можно в тюрьму попасть. А во-вторых, разве хорошо будет, если все стипендии разберут люди из других улусов?
— Лишь бы советские люди получили, бедняки…
— Вот как… Так ты и против меня выступил бы?
— Конечно!
Опять люди вставали и что-то говорили. Часто поднималось множество рук, председатель объявлял решение собрания.
— Сыгаев Василий! Студент второго…
Вася быстро вскочил и, прервав Тарасова, торжественно заявил:
— Полагая, что тут есть люди более нуждающиеся, я попробую эту зиму прожить как-нибудь без стипендии. Я забираю свое заявление обратно. — И он гордо уселся под одобрительные хлопки.
Собрание продолжалось.
Долгожданное всегда приходит неожиданно.
— Ляглярин Никита!
Никите показалось, что председатель чересчур громко объявил его фамилию. Он вскочил было, но тут же уселся обратно и притаился за чужими спинами. Гулко заколотилось сердце, стало трудно дышать.
— Образование — пять классов. Учитель. Участник гражданской войны. Батрак. Здесь Ляглярин?
— Здесь, здесь он… — Вася Сыгаев встал и указал на Никиту: — Вот! Вот он!
— Скажешь, что-нибудь, товарищ Ляглярин?
— Товарищи!.. — Никита поднялся и вдруг забыл все слова, которые с таким волнением готовил. — Я… Просьба моя к вам, товарищи… Если вы мне, товарищи, не дадите стипендию, то я…
— Грозишься ты, что ли? — послышался бойкий и насмешливый голос Васи Сыгаева. — Надо просить, а не грозиться.
По залу прошел легкий смешок, председатель тренькнул колокольчиком.
Никита рассердился, но сразу же успокоился и заговорил цветистыми фразами заправского улусного оратора:
— В течение многих томительных лет я не переставал стремиться к образованию. Теперь вот я оставил в улусе любимую работу учителя, оставил старых и больных родителей, двух родных братьев и одну маленькую сестренку…
— А сестра — не родная? — громко спросил кто-то.
Зал разразился смехом.