По соседству со мной в коммуналке проживала в давние времена старая бабка, давно оглохшая, которая с утра до вечера смотрела телевизор без звука, но когда я смастерил и подсоединил ей наушники, наотрез отказалась ими пользоваться: звук ей оказался не нужен, он ей даже мешал. Обществу, в отличие от старой бабки, звук, т. е. правдивое живое слово, необходимо, без него окружающий мир практически мертв. Как он мертв без пения птиц, шума дождя или музыки Бетховена. Другое дело, что мы подчас уже не осознаем, что давно живем в мире озвученном, а гласность – чуть ли не единственное драгоценное обозначение завоеваний перестройки. О тех же событиях в Вильнюсе, или Чечне, или совсем недавней трагедии на атомоходе «Курск», а теперь публичном «избиении» независимой телестанции НТВ мы узнаем, как говорят, из первых рук. Той же, пока звучащей НТВ, хотя порой ее голос становится более похож на крик, на призыв о помощи. И дело уже не в самой, как я понимаю, станции, нравится она или нет, а в нас, кто ей внимает. Может даже показаться, что мы, как та старуха, что долго прожила в условиях немоты, готовы снова ничего не слышать, лишь бы наше призрачное спокойствие не было нарушено.
В давние времена на экранах демонстрировался французский фильм «Колдунья», там молодая девушка, ее играет юная Марина Влади, обладая особенными качествами внушения, заставляет молодого человека спотыкаться на ровном месте, а на его попытки объяснить феномен с милой улыбкой поясняет, что спотыкается он о веревочку… Ну, ту, что у него в голове.
Подчас кажется, что неумение ценить гласность, жить при гласности – свойство, определяемое не внешними, а внутренними чертами общества. И чувство несвободы, от которого, как нам могло показаться, мы уже избавились, еще долго будет в нас пребывать, как та самая веревочка в голове, нам придется не раз и не два о нее спотыкаться, с риском однажды разбиться совсем.
Независимое телевидение – тот оселок, на котором испытывается сейчас зрелость общества, и нет у меня, вы уж простите, твердого убеждения, что мы смогли проявить свою зрелость. Уступив право на слово, а точней, на отказ от него (прочь наушники, да здравствует благостная глухота!), мы сможем скоро неожиданно обнаружить, что не только исполняем старые гимны на новые слова Михалковых и возносим хвалу восковой мумии в Мавзолее, но читаем одну-единственную газету типа «Правды», получаем из цензуры «добро» на издание книг, спектаклей и кино, спокойно глядим, как бульдозеры давят картины современных художников, а на улочке, встретившись с соседями, с оглядкой рассказываем анекдоты и узнаем последние новости, как в старые добрые времена, когда приносили их «беспроводное радио» и «Голос Америки».