Пушкин писал о народной любви к царевичу.
Суть ситуации точно сформулировал П. Д. Милюков: «Царевич Алексей был тем идейным центром, в котором соединилась народная оппозиция с аристократической»[26].
Желание «рассыпать сокрушительные удары» (по выражению Милюкова), несомненно, часто овладевало Петром. Недаром он с пониманием воспринимал практику Ивана Грозного. Показательно, что не только сам Петр сопоставлял себя с Иваном Грозным и отзывался о нем с одобрением, но и в сознании европейцев, с некоторой дистанции рассматривавших эпоху и деяния первого императора, их имена тоже сопрягаются.
В сороковые годы XVIII века датчанин Педер фон Хавен, магистр философии, посетил Российскую империю и написал обширное сочинение «Путешествие в Россию». Это один из наиболее подробных и ценных источников, посвященных царствованию Анны Иоанновны. Но магистра увлекали ретроспекции, и он пытался не просто рассказать о событиях в России, но очертить характер населяющего ее народа: «…Я делаю вывод, что те, кто назвал этот народ бунтарским, наверняка не знали его как следует. <…> Этим убеждениям не противоречит мятеж, который вспыхнул против царя Ивана Васильевича (? – Я. Г.), как и бунты, которые позднее были связаны с Лжедмитриями. Иван Васильевич был такой же государь, как император Петр, судя по тому, как этот последний лично свидетельствовал перед датским посланником Вестфаленом и ганноверским – Зебером. А именно, когда он встретил их в саду читающими хронику упомянутого Ивана Васильевича и дискутирующими по ее поводу, он молвил при этом, что различия здесь лишь во времени, в котором жил один и живет другой. Но именно этого различия было достаточно, чтобы сделать последнего одним из величайших реформаторов, когда-либо появлявшихся в мире, а первого тираном в представлении его подданных. <…> Стрелецкий мятеж против императора Петра Первого также нельзя вменять в вину всему народу, поскольку прежде всего следует обозначить разницу между такого рода воинами (а точнее, в то время бандой разбойников) и населением страны или регулярной армией. Тот мятеж, как господин Перри пишет в своей книге Etat de la Grande Russie (present); p. 92[27], нельзя приписывать русским, но – татарам и калмыкам, которые не были еще привычны сгибать шею под ярмом, и любого рода перемены представлялись им как новые неслыханные религиозные догмы»[28].
Тут важны два момента. Во-первых, как уже говорилось, благожелательное сопоставление Петром себя с Иваном Грозным. А во-вторых, менее двадцати лет прошло со смерти Петра, а история его царствования уже обрастает довольно нелепыми мифами даже под пером добросовестных мемуаристов. Стрельцы становятся бандой разбойников, каковой при всех их бесчинствах они не являлись. А стрелецкий мятеж оказывается бунтом свободолюбивых татар и калмыков. Разумеется, фон Хавен очень вольно перетолковывает свидетельство Перри.