* * *
Нью-Йорк раскрыл вам такие объятия, о которых в Лондоне вы могли только мечтать.
Определенно. На меня сыпались приглашения, меня рвали на части — мне сказали, что ничего подобного не было с приезда Диккенса. Мне устраивали гигантские приемы, когда только представление мне присутствующих занимало два часа. Я любезно кланялся и иногда милостиво удостаивал их королевскими замечаниями, которые на следующий день появлялись во всех газетах. На улице толпы людей ждали появления моего экипажа. Я приветствовал их взмахом руки в перчатке и трости из слоновой кости, а они одобрительно вопили. Залы для меня везде увешивали белыми лилиями. У меня было два секретаря. Один для того, чтобы ставить мой автограф и отвечать на сотни писем, в которых его просили. Другой, с каштановыми волосами, посылал пряди своих волос вместо моих, когда о том просили юные леди. Он быстро облысел. Поскольку я любитель благородной неизвестности и непонятности, можете представить себе, как я ненавидел весь этот ажиотаж.
* * *
Ну, естественно, я уверен, что это было ужасным испытанием для вас. И это было совсем не то, ради чего вы приехали?
На самом деле это было полезной подготовкой, во время которой я научился обращаться с прессой. Но вы правы — я приехал читать лекции, и хотите верьте, хотите нет, но я собирался продемонстрировать серьезность моих намерений. Это и было то противоядие, которым я надеялся развеять уже сложившееся ложное представление обо мне и таким образом избавиться от дурацкого клоунского образа меня, представленного в «Пейшенс». Поэтому я читал лекции о том, что назвал новым Ренессансом английского искусства, и о его истоках в двухтысячелетней истории европейской культуры. Это было совсем не то, чего они ждали, — они думали, что будет что-то вроде сольного мюзик-холла, — но для меня это стало отличным примером того неоспоримого факта, что у нас с Америкой все общее, кроме, разумеется, цивилизации. Эта нация находится в постоянной спешке, у нее отсутствует психологическая предрасположенность к поэзии и романтике: только представьте себе Ромео и Джульетту в постоянном беспокойстве насчет поездов и обратных билетов. Практичных американцев интересовало совсем другое — что им делать с собственными предметами искусства и кустарными вещицами и как украшать свои дома. Так что я покончил с историей искусства ради дизайна интерьеров и сразу же добился успеха.
* * *
Обычно вы не шли на компромиссы.
Я предпочитаю думать об этом как о временной победе практицизма в моей натуре, в результате которой в самых дальних углах Америки захотели узнать мое мнение почти обо всем. Мое лекционное турне растянулось на год вместо первоначальных шести месяцев. Я читал лекции об ирландских поэтах в Сан-Франциско в Калифорнии, которая была похожа на Италию, только без итальянского искусства. Я выступал перед шахтерами серебряных рудников Лидвилла с рассказом о флорентийском чеканщике Челлини, и меня упрекнули, что я не привез его с собой. Когда я объяснил, что он в некотором смысле умер, они напрямик спросили меня, кто его застрелил. Я начал восхищаться американцами за их живительную открытость и странное обаяние, а они с тех пор обеспечили мне серьезный задел эпиграмм — зачастую, надо сказать, к их выгоде. Мой американский лекционный тур открыл мне глаза на значение искусства как облагораживающего фактора в жизни, что я не преминул отразить в моих лекциях.