От наличия корсажа сисек у меня не прибыло.
Ну… наверное.
— И я о том же. Подземники, что крысы, чуют неладное. Бордели закрыли. То есть, как это… провели экспроприацию с целью освобождения невинно эксплуатируемых женщин. А тех перевели в работные дома, но не всех. Сказывают, что где-то третья часть исчезла, а куда — никто понятия не имеет. Среди бывших шлюх слухи ходят самые разные.
Я подергала корсаж и пожалела, что не стала жакет набрасывать. Показалось, будто жарко. Теперь и вправду чую, что жарко, аж просто невыносимо жарко.
— Думаешь, искали одаренных?
— А кого еще? Но это очень и очень плохо. Стало быть, наш Змееныш сумел поладить с Мастерами. А Мастера тут — закон.
— О нем…
— Пока слухи один другого странней. Честно, если хотя бы половина правда, то тут все свихнулись. Может, действительно, свихнулись, но нам от этого не легче. Никто не возьмется за заказ, — Эдди сжал кулак. — Одно дело воевать против чужака с амбициями, и совсем другое — идти против Мастеров. Как бы…
Он поморщился.
— Еще тут… создали комитет нравственности.
— Чего?! — удивилась я.
Они б еще Лигу трезвости придумали, в пару, стало быть.
— Комитет, — буркнул Эдди. — Нравственности. Чтоб, значит, предотвратить преступления и защитить всех женщин. И по нему все женщины, которые незамужние, девицы там или вдовы, должны зарегистрироваться в этом вот комитете. И туда обращаться, если вдруг понадобится помощь.
— Благие намерения… — осторожно заметил Чарли, старательно отводя от меня взгляд.
— В жопе я видел такие благие намерения. Комитет вроде как собирается бороться за нравственность, а потому найти каждой женщине в городе мужа.
— Ты ж говорил…
— С этим-то как раз проблем нет. Мужа тут найти несложно, если не совсем страшная. Другое дело, что в этот комитет можно и жалобу подать. На недостойное поведение. И тогда случится разбирательство. Уже случалось… и несколько женщин были направлены на исправление.
— Это… нормально? — осторожно уточнил Чарльз.
— А сам-то как думаешь? Это ни черта не нормально! Здесь никогда-то никому не было дело до чужой морали или аморали, — Эдди потер шею. — А теперь… ходят, выглядывают… и умные люди уже поняли, что к чему. На выезд теперь особое разрешение нужно. Не всех, а женщин. Чтоб, стало быть, не продавали их во внешний мир, где станут нещадно эксплуатировать.
— А…
— И рабов коснулось. Мужчин можно продавать, а женщины отныне под защитой. Такое вот глубокое, мать его за ногу, общественное благо.
Точно, мать его за ногу.
И мне это не нравится. Настолько, что прямо-таки тянет перчатки примерить да ружье свое, с которым я уже, почитай, сроднилась, к груди прижать.