План Чарльзу все-таки не нравился. Большей частью потому, что ему самому в этом плане роли не отводилось.
— Что же касается вас, — взгляд Орвуда был полон бесконечного терпения. И сразу стало стыдно за свои мысли. — То, полагаю, слегка изменив внешность, вы можете оставить этот дом и пройтись по местным злачным местам. Вероятнее всего, они будут более злачными, чем те, которые наверху. Прогуляйтесь. Порасспрашивайте. Послушайте, о чем говорят люди. Не может такого быть, чтобы подобные изменения совсем не вызвали отклика.
Он замолчал.
А вот Эдди потер подбородок:
— Оно-то так, но… в городе неспокойно. Я шкурой это чую. И как бы не вышло чего… с вами… вы-то там, конечно, некромант, да тут… тут тоже умельцы сыщутся.
А Чарльз подумал, что уходить придется с боем.
Наверняка.
Мысль, как ни странно, успокоила. И он осторожно погладил теплую щеку своей жены.
Жены.
Надо же.
А Чарльз, похоже, начал привыкать к мысли, что у него жена имеется.
Глава 7. Где речь идет о драконах, истории и одержимости
Каков мир с высоты драконьего полета? Крохотный. Будто золотая бусина на синем бархате. Помню, когда-то давно, когда я была совсем маленькой, а дом еще держался, у мамы имелись бусы. Жемчужные. И она доставала их из коробки, примеряла, глядела на себя в зеркало и тихо-тихо вздыхала. И думала, наверняка, что я маленькая и не понимаю.
Все я понимала.
И бусы те любила. Я перебирала жемчужину за жемчужиной, и каждая была особенной. Как этот мир внизу… и пахнет от него также, старой ветошью, которой жемчужины натирали до блеска, и лавандой. Веточку её матушка хранила в коробке.
Я взмахнула крыльями, поднимаясь все выше.
— Осторожнее, проклятая, — сказал золотой дракон, складывая крылья. — Небо тонкое, не выдержит и порвется.
Дурак. Как небо может порваться?
Оно ведь не из бумаги, что бы там мамаша Мо ни говорила. Оно — слои атмосферы, которая становится при подъеме разреженной. А аппараты тяжелее воздуха взлететь не могут. Это кто-то там доказал. Я читала статью в газете.
Помню газету.
И статью.
И крылья держу распахнутыми, позволяя ветру наполнить их. И мы спускаемся. Мир утрачивает сходство с жемчугом, а к нам тянутся отроги Драконьих гор. В них, оказывается, действительно жили драконы.
Полет обрывается вдруг, как оно только во сне бывает.
— Оставайся, — предложил дракон, принимая такое неправильное человеческое обличье. — И мы будем подниматься в небо каждый день!
Сердце забилось.
Я все еще помнила, что нахожусь во сне. Что все это — не взаправду, каким бы настоящим ни казалось. Но там, наяву, у меня никогда не будет крыльев.