— Ради бога, отвези детей на вокзал!
Отец попытался раздвинуть ветки. Мать схватила детей в охапку.
— Вторая платформа.
Отец неохотно остался, а они помчались по Рейнштрассе. Самоубийства никто не видел, но они догадывались, что произошло с «деклассированным элементом».
В садовых ресторанах детства ясменниковый лимонад подавали вместе с круглой стеклянной пробкой, которой нужно было затыкать горлышко бутылки. Первая автомобильная прогулка тоже завершилась посещением загородного садика с кафе под каштанами. На обратном пути отец предпочел поезд. «Бензиновая колымага - утеха для механиков». Впредь моторизованным был лишь его катафалк - полтора десятка лет спустя. А в ландо пахло хвойным лесом. Под Дармштадтом росли сосны с красными стволами и смолистым ароматом. Серые полосатые оводы докучали детишкам и лошадям.
Плевательницы нынче вышли из моды. А вот раньше эти плоские округлые сосуды с песком или опилками стояли на каждом почтамте и в каждой канцелярии - в углу у железной печи, покорно дожидаясь слюнных выделений. В «Мюнхенской цветной вкладке» даже нашелся какой-то стихоплет: «Прыг через плевательницу - мопсикс колбасой...» В хорошем настроении отец любил цитировать абсурдные стишки. Плевательницы не было ни в его спальне, ни в библиотеке, которую мать называла «кабинетом». Но служанку тошнило - еще один повод для супружеских ссор.
У двоюродной бабки в Югенхайме - вилле посреди цветущего розария, где палящее солнце сверкало в больших зеркальных шарах. Лишь дети были не в черном. Они слышали незабвенный стук молотков, забивающих гроб. Дядю отца, которого тогда хоронили, они ни разу не видели: он изобрел ружье с игольчатым бойком. Неподходящая компания для отца. Двоюродные бабки, худые пожилые дамы с избытком гагатов на блузках, относились к маме покровительственно: они считали бланкгауптовский брак «мезальянсом». То был первый и последний приезд в Югенхайм.
В библиотеке висел портрет мужчины в черном сюртуке. Белый пластрон отливал желтизной. Отец относился к картине с почтением - почти благоговейным страхом. Возможно, угрызения совести?
— Дедушке вы обязаны тем, что никогда не познаете голода!
Он заблуждался.
Старший преподаватель Гуммер велел ученикам третьего класса подниматься на кафедру по одному. На улице под платанами, в болтающихся мундирах, но под бравурную музыку проходил запасной батальон. Гуммер раздобыл штемпель и штемпельную подушечку. Каждый получил фиолетовую печать на запястье: «Боже, покарай Англию». Во имя победы вновь вывесили черно-бело-красные флаги.