Кабриолет Бертрама рассекает воздух, будто птица. Мы летим вдоль шоссе. Я улыбаюсь, а Кори поднимает вверх руки, ловя восточный ветер.
– Свобода! – кричит он, а я хмурюсь.
– С ума сошел? Хочешь заболеть?
– Я уже болею, мамочка.
– Станет хуже.
– Знаешь, когда станет хуже? Когда я пойму, что упустил момент.
Я задумчиво наклоняю голову, а он встает на сиденье, раскидывает руки в стороны и улыбается, словно летит по горячему воздуху и не боится свалиться. Неожиданно я вижу в нем Уильяма. На лице у него такая же сумасшедшая ухмылка, а в глазах – непоколебимая уверенность в том, что безумие рационально и имеет причины.
Бенни включает музыку. Черт подери, Кори ведь прав! Почему нет? Если не сейчас, то когда? Если не я, то кто?
Я перекатываюсь на заднее сиденье, цепляюсь за друга и неуверенно становлюсь рядом, расставив в стороны руки. Ветер толкает меня назад, я едва не падаю, но Кори тут же хватает меня за руку, и я плыву рядом с ним.
– Я рад, что ты поехала со мной, Реган, – признается он и улыбается, – без тебя было бы совсем не так, слышишь? Я рад, что ты рядом.
– Я тоже, Кори. – Изо всех сил сжимаю руку друга и кладу подбородок на его плечо. Как же жаль, что некоторых чувств не передать словами. – Спасибо.
– Что?
Ветер откидывает назад наши волосы, звуки растворяются в воздухе, но я прижимаюсь к другу и повторяю:
– Спасибо!
– За что, садик ты мой?
– За все, гаденыш. Просто за все.
– Ты стала сентиментальной? – Он хохочет, а я пихаю его в бок. – Глядишь, так и плакать научишься, Реган!
– Ни за что. И не подумаю!
Меня качает, но вскоре я нахожу равновесие, расставляю руки, и мы с Кори кричим так громко, что горло сводит, а щеки щиплет. Бертрам смеется, поднимает руку, и я хватаюсь за нее, как за опору. Так мы и несемся вперед. И я готова так нестись вечно.
Я слышу Нью-Йорк еще задолго до того, как мы въезжаем в город. Сердце екает, оно предупреждает меня, что вот-вот разорвется на тысячи частей, и я чувствую, как учащается пульс, как мурашки несутся по коже. Трепет, дикий и восторженный, горит и пылает в груди. Во все глаза я смотрю на растущие вдалеке небоскребы, и ничто в моей жизни так меня не волновало и не притягивало, как сверкающее пятно, окруженное темным ореолом из вечера и облаков.
– Добро пожаловать! – говорит Бертрам и сбавляет скорость.
Мы оказываемся в другом мире: в мире, где усталость исчезает, едва перед глазами вырастают гигантские дома со сверкающими экранами; в мире, где люди бегут по улицам и сливаются с общим потоком, не утихающим ни днем ни ночью; в мире, где сплетены не только близкие, но и чужие, и их жизни взаимосвязаны, как корневая система. В мире, где город и люди дышат друг другом и задыхаются, не в силах перенести столько шума, хаоса и мистической привлекательности, свойственной лишь огромным городам.