— Ты именно то, что я искал всю жизнь, — сказал он, не размыкая объятий и глядя ей в лицо своими трезвыми задумчивыми глазами.
Она молча улыбнулась.
— Наверное, это и называется любовью, — добавил он.
— Разве ты никогда не был влюблен раньше? — не могла не спросить она.
Он тотчас понял, почему она спрашивает.
— Я уже рассказывал тебе о Марте, — ответил он. — Мы были тогда совсем юными, и большую роль в наших отношениях сыграл случай. Если бы не ее отец…
— Да, ты мне говорил, — перебила она его. — Но это не меняет положения вещей. Ты женат на ней, и у вас дети.
— Да, я женат на ней, — согласился он. — Но ты должна понять: это привычка. Что-то такое, что я обязан делать. У нас дети, общий дом, — правда, я провожу там не очень много времени, — но, честно говоря, мы никогда не испытывали друг к другу большого чувства. Такого у нас не было никогда, никогда.
Она понимала, что он говорит правду, но разделяет ли эту правду и Марта Рафферти?
— Наши отношения превратились в привычку, — повторил он. — Такую же, как сигареты или кофе. Это уже не зависит от меня самого, это рефлекс. И близость наша тоже стала рефлексом. Традицией.
Она чуть отодвинулась от него.
— Ты хочешь сказать, — спросила она, — что берешь жену, как берешь сигарету?
В голосе ее звучала горечь. Но если она ждала, что он будет протестовать, ей пришлось разочароваться.
— Да, — ответил он. — Именно это я и хочу сказать. Если человек не влюблен в свою жену, — а я почти не знаю таких, кто сохранил бы чувство любви после десяти лет брака, — именно так и бывает.
Он вдруг расхохотался, притянул ее к себе и куснул за мочку уха.
— Черт с ним, с моим браком, — сказал он, — и с сигаретами тоже. Мне нужна только ты. И сейчас же.
Она начала было протестовать, пыталась вырваться, но оказалась беспомощной, когда его сильные руки удержали ее, а губы нашли ее губы, не дав ей договорить.
Потом они приняли душ и сели пить апельсиновый сок и кофе с поджаренным хлебом, и снова, полный сил и живой, как наступающий день, он сидел напротив нее за столом. Пока они ели, он опять со всеми подробностями рассказывал ей про выборы, про то, как стал председателем комитета, смеялся над теми хитроумными сделками и маневрами, которые помогли ему добраться до этого поста.
— Теперь все будет по-другому, — заявил он. — Совсем по-другому. Я ведь теперь буду действовать почти в масштабе страны. И денег у меня будет больше. Гораздо больше.
Странно, но, думая о нем, она никогда не думала о его деньгах. Вроде, ему всегда их хватало, хотя транжирой его никак нельзя было назвать; она считала, что он получает вполне приличное жалованье.