Что привлекало его в этой твари кибернетик не понимал, он не отдавал себе в том отчёта, но его опять и опять к ней тянуло, как тянет некоторых мужчин к определённому типу женщин: они уже неоднократно обжигались, наперёд знают, что из этого ничего путного не получиться, но вновь наступают на те же самые ебучие грабли. Это накрывало с головой, как наваждение. Людцов бродил среди прямоугольных плоскостей из стекла, словно среди пошловатых футуристических деревьев и ему казалось, что он заблудился в плотском лесу. Искромсанные на филейные плёночки, всюду были одни ксеноморфы. Ещё несколько суток назад он думал о Еве как о гоголевском чёрте, представителе нечистой силы, и вот теперь этот чёрт с лёгкостью его обкрутил, ухватил за хлипкие свисающие яйца, сцапал в свои лапы его изнемогающее от чувств сердце. Кто бы мог подумать. Людцов потерял покой, он не находил себе места. «Чёрт подери, неужели я втюрился, как последний мальчишка?» — со злостью и страхом думал Владислав в промежутках между залпами сигарет. С этим нужно что-то делать, так не может долго продолжаться. В этом лесу анатомических экспонатов, отвратительных и привлекательных одновременно, он чувствовал себя монстром среди монстров, как новый Тристан-Гитлер, проливающий слёзы по своей Изольде Браун — бабе неординарной красоты и мощи.
Людцов натужно замычал и кончил. На этот раз всё было несколько по-другому: яростное солнце прежних оргазмов куда-то закатилось, сгинуло на хрен за горизонт. Он просто кончил, как какой-то добропорядочный отец семейства, который спустил в свою ненаглядную обрюзгшую жёнушку, без всякого энтузиазма обвафляв её изнутри. Бледная тень былого семяизвержения. Так кончают только обыватели и ханжи.
Кибернетик слез с распластанного тела Ирины. Он был собой недоволен, такого гадкого секса у него давно уже не было, до чего он опустился. Ирина, не шелохнувшись, продолжала лежать, словно освежёванная туша. Она даже не пыталась сдвинуть ноги. Раскинув в стороны смертельно бледные тощие конечности, она казалось ожидала следующего ёбаря. Женщина лежала, вывернув наизнанку свою манду. Она давно уже потеряла всякий стыд. Всё самое трепетное, что прело и таилось в женское глубине, вдруг оказалось снаружи, для всеобщего обозрения. Вся подноготная Ирины лежала, как на ладони, она сочилась, словно разрезанный надвое, гнойный фрукт. Теперь каждый желающий мог подойти и заглянуть женщине в душу, воспользоваться ею на свой вкус, запендюрить по самое нехочу — бабе было уже похуй. Ирина лежала на столе, как последняя блядь. Может в этом и причина, в том, что бывший капитан потеряла свой прежний стервозный шарм, перестала сопротивляться, стала слишком доступной. Чёрт, она меня раскусила, нашла моё слабое местечко, мою ахиллесову, мальчишескую пяточку. Из адской, разрываемой страстями любовницы, она вдруг обратилась в нудную супругу на каждый день, в синий чулок, трахать которую уже не представляло особого интереса. Женщина лежала, как использованный презерватив. Людцов выжал из неё все симпатичные соки, теперь Ирина являла собой отработанный материал, её ещё можно было пердолить, но получать удовольствие — уже нет. Поздно. Кажется, только что кибернетик лишился своего полового партнёра, настоящей животной связи. Да, наверное, именно в этом и была вся причина, а возможно и нет, кто знает, возможно причина была в совсем другом.