Полки фармацевтических компаний забиты множеством таких молекул, отвергнутых из-за недостаточной эффективности после лабораторных или клинических испытаний и готовых к перевоплощению в более тонком адаптивном контексте. Есть также немало готовых лекарств, уже одобренных и используемых для лечения других заболеваний, например противопаразитарные средства или сердечные препараты, многие из которых имеют низкую токсичность и могут быть полезны для лечения рака в эволюционном контексте, даже если они и не «работают» согласно общепринятой модели, базирующейся на понятии «максимальной дозы»[66]. В качестве дополнительного бонуса стоит упомянуть и о том, что сроки действия патентов на многие старые методы лечения вот-вот истекут. Обычно компаниям гарантируется исключительное право на реализацию какого-то лекарства в течение определенного периода времени после его одобрения: это позволяет им окупить затраты на разработку и компенсировать неудачи с другими продуктами, не добирающимися до рынка. Производство непатентованных лекарств в качестве дженериков обходится гораздо дешевле, чем изготовление новых препаратов: это не только делает их привлекательными для поставщиков медицинских услуг, но и расширяет доступ в те страны, где онкологическое лечение испытывает недофинансирование. (Хотя, конечно, я ни в коем случае не собираюсь недооценивать таланты представителей фармацевтической отрасли в извлечении прибылей.)
Контраст между результатами исследования рака простаты в Центре Моффитта, эффективно продемонстрировавшего удвоение выживаемости без прогрессирования при метастатическом раке, и теми жалкими месяцами, которые с огромным трудом выигрываются в случае новых таргетных методов лечения, не может не впечатлять. Если бы это был новый ингибитор киназы, то фармацевтические компании, опережая друг друга, бросились бы регистрировать его, но применение в онкологическом лечении теории эволюции не вызвало у них почти никакого интереса. Идеи долгосрочного контроля, призванного заменить лечение, по-прежнему вытесняются разговорами о «волшебных пилюлях», прецизионной медицине и все более дорогих препаратах. Забавно то, что адаптивная терапия есть как раз то самое, в чем приверженцы теорий заговора зачастую обвиняют фармацевтическую промышленность, утверждая, что та хочет держать людей больными, а не придумывать по-настоящему действенные лекарства. Тем не менее массовому сознанию требуется время, чтобы обратить на все это должное внимание и как следует разобраться.