Мятежная клетка. Рак, эволюция и новая наука о жизни (Арни) - страница 79

Проблемы начинаются лишь после того, как клетка подхватывает драйверную мутацию и начинает воспроизводиться быстрее, чем соседние, создавая группу из сотен или даже тысяч дочерних клеток, каждая из которых имеет один и тот же генетический дефект. Удар по второму драйверу более вероятен в отношении любой клетки именно этой большой зоны хотя бы потому, что их больше, чем неповрежденных соседей, причем цикл повторяется снова и снова. Удар, распространение, удар, распространение – и так до тех пор, пока одна из клеток не накопит достаточно мутаций, чтобы запустить образование опухоли. Это соответствует классической фогельграмме, где клетки должны собрать определенный набор мутаций, чтобы совершить скачок к раку. На фоне того, что организм состоит из триллионов клеток, которые за время жизни претерпевают миллионы делений, возникновение рака можно считать своего рода лотереей.

Согласно преобладающей сегодня концепции, выстраиваемой и уточняемой на протяжении большей части столетия, рак начинается с того, что нормальная клетка пошагово набирает дефекты в своих важнейших генах, а это в конечном счете приводит к появлению агрессивной и инвазивной опухоли. Однако если все наши клетки, особенно к достижению нами среднего возраста, оказываются поврежденными, то почему же у нас нет огромного множества опухолей во всех частях тела? Что конкретно превращает просто «грустную» клетку в «очень плохую» клетку?

Немного математики.

Мы привыкли думать, что рак – это весьма распространенное явление. Однако если взять за точку отсчета отдельного человека, то эта болезнь окажется исключительно редкой. Человеческое существо состоит из более чем 30 триллионов клеток, в течение жизни претерпевающих миллиарды делений. Теоретически любая из них может вызвать рак, но практически этого не делает почти ни одна. Согласно теории соматических мутаций, утверждающей, что здоровая клетка становится злокачественной после того, как накопит ряд драйверных мутаций, это похоже на лотерею, где ваши шансы выиграть составляют один к десяти с четырнадцатью дополнительными нулями – столько же звезд находится в тысяче галактик размером с Млечный Путь. По мере того как число мутаций в наших клетках с годами растет, мы покупаем миллионы и миллионы билетов, но, возможно, лишь один из них сорвет джекпот.

Есть, однако, несколько факторов, которые увеличивают шансы на то, что такое произойдет. Один из них – воздействие канцерогенных химических веществ или радиации. Другой фактор выделили Фил Джонс и Иниго Мартинкорена, показавшие, что с возрастом наши здоровые ткани превращаются в мозаику мутировавших клеточных клонов. Единственное «попадание» в драйверный ген способно увеличить число клеток, несущих в себе ошибку, в десятки раз по сравнению с исходным состоянием, повышая шансы, что одна из этих клеток получит повторный удар, позволяющий ей переиграть своих соседей и превратиться в еще более агрессивный клон. Удар, экспансия, удар, экспансия. Дело обстоит вовсе не так, что одной клетке приходится собирать полный набор драйверных мутаций – будь оно так, шансы заболеть действительно оставались бы мизерными; раку способствует то, что каждый кластер последовательно мутировавших клеток расширяется чуть больше и чуть быстрее, чем его соседи. Что-то подобное происходило бы, если бы вы после каждого угаданного числа получали в десять раз больше лотерейных билетов, заметно увеличивая свои шансы на выигрышную комбинацию.