Она разворачивает его.
Пробегается взглядом по строкам.
И неожиданно принимается рвать.
Сначала на две части, потом на четыре, с каждым разом делая части все меньше и меньше, пока они не превращаются в мелкое крошево.
А потом распрямляет ладони, на которых покоится белый комок из разрозненных частичек, подносит ладони к лицу и делает резкий выдох.
Клочки бумаги, бестолково кружась, в хаосе приземляются на идеально чистый и дорогой стол хозяина кабинета. А несколько даже рискуют зацепиться за его пиджак и спинку итальянского кресла.
Но, осознав, что совершили ошибку, испуганно опадают на пол, когда отец поднимается.
Медленно.
Не сводя прищуренного взгляда с женщины, которая тоже все понимает, но почему-то никуда не бежит.
Она не думает о побеге, даже когда мой отец обходит стол и начинает наступать на нее.
Не торопясь.
Обманчиво медленно.
Шаг за шагом.
Неумолимо оттесняя ее от двери и заставляя упереться в стол, за которым он сидел секунды назад.
Он сильнее, гораздо выше ее, со стороны выглядит так, будто скала нависает над хрупким ростком. Но вместо того, чтобы сбежать от очевидной угрозы, повернуться к закрытому теперь солнцу, этот росток распрямляет свои лепестки.
Женщина поднимает голову и смотрит прямо в глаза.
Мне кажется, они долго, слишком долго ведут какую-то мысленную борьбу, а потом отец отступает.
На шаг, но женщина принимает его за победу. Напрасно. И облегченный выдох, который срывается с ее губ, преждевременный. Я знал, что это тактическое отступление и маневр для удара, но даже я не был готов к тому, что услышу.
– Вы замужем?
– К счастью, трижды разведена.
– Это хорошо, – кивает отец, сканируя ее взглядом. – Не люблю воевать с замужними красивыми женщинами. Их мужья обычно сдаются в плен первыми – поди знай, куда потом их пристроить.
Я ожидаю, что женщина вспыхнет смущением, как и ее дочь. Но на нее, видимо, работает опыт, потому что она начинает смеяться. Легко, заразительно и как-то… доверчиво, что ли.
И да, немного наивно, потому что это отца не отталкивает.
Она продолжает смеяться, а он не пытается оградить свое самолюбие. Продолжает смотреть на нее, но уже не просто прикидывает расклад – он ею любуется.
Сообразив, что больше мне здесь делать нечего, поднимаюсь с кресла и направляюсь к двери. По-моему, эти двое даже не замечают, что у них были зрители да решили покинуть.
Совесть немного грызет: все же в ловушку, которая готова захлопнуться, она попала отчасти из-за меня, поэтому, обернувшись, я предлагаю:
– Хотите, я вас подвезу?
– Меня ждет такси.
Что ж, я сделал что мог.