* * *
В конце декабря, перед Рождеством, Давыдов испросил недельный отпуск, чтобы повидаться с родными, а Шемет благополучно завершил очередной затянувшийся роман единственной бурной сценой, в чем резонно усмотрел следствие неустанного самообразования в тонком деле любовной науки. В предвкушении новых осад и побед он кинулся в бурный водоворот светской жизни, увлекая за собой Сенина. Бал у Гагариных, прием у Огинского, с которым Войцех почти что примирился, «Фигарова женитьба» в Немецком театре. И, как апофеоз, — маскарад в Опере, с входом для всех желающих по билетам.
— Ты что же, думаешь, у меня совести нет? — возмущенно вопросил Сенин, отгораживаясь от Шемета томиком Плутарха. — Третьего дня опера, вчера — обед у Талон, да цыгане…
— Нет у тебя совести, — убежденно заявил Войцех, — у тебя заместо нее принципы и гонор. Тебе билет взять неловко, а мне одному в маскарад идти? Где же тут совесть?
— А костюм я где возьму? — не унимался Сенин. — Вицмундир из-под домино выглянет, как раз и признают, никакой маской не укроешься. Авантюры не будет.
— Вот что, — решительно предложил Войцех, — мы в цейхгауз наведаемся. В прежние времена на учениях противника, бывало, в чужеземные мундиры рядили. Если не разворовали, может, найдем что-нибудь подходящее.
* * *
Набег на цейхгауз в Петропавловской крепости увенчался полным успехом. Войцех вертелся перед зеркалом, оглядывая синий камзол с белыми обшлагами и серебряными эполетами, ладно сидевший на его стройной фигуре. К камзолу шли белые панталоны и жилет. На пудреных буклях парика красовалась синяя треуголка с плюмажем, черные сапоги с желтыми отворотами и шпорами дополняли наряд.
— Ты уверен, что эта шалость тебе с рук сойдет, если тебя под маской узнают? — обеспокоенно спросил Сенин, облаченный в изрядно преображенный портновским искусством красный камзол английской армии времен Семилетней войны. Парик с локонами придавал бы ему почти совершенное сходство с Мальбруком, если бы не усы.
— Это ты, Миша, знаток военной истории, — рассмеялся Шемет, поправляя портупею, — американский мундир у нас мало кто признает. А уж вспомнить, что Пулавский при Честноховой с Суворовым дрался, прежде чем свои услуги Вашингтону предложить, так вообще некому.
— Льстишь, — утвердительно заявил Сенин, — ну, если что, на гауптвахте тебе сидеть.
— И посижу, — хмыкнул Шемет, — но нельзя же было такую оказию упустить.
* * *
В маскарад ехали в санях, весело смеясь налетающему легкому снегу. После гусарских плащей шубы и меховые сапоги, надетые поверх обычных, казались совершеннейшей роскошью. При входе отстегнули сабли, сдав на хранение в гардеробную вместе с шубами, и очертя голову ринулись в веселую шумную толпу, уже собравшуюся в театре, в надежде на самые отчаянные интриги и авантюры. Свобода нравов, царившая под маской, влекла сюда и дам полусвета, и салонных львиц и неприступных красавиц высшего общества.