В полутемном сарае на глинобитном, устланном соломой полу раненые лежали вповалку, запах гниющей плоти и мочи тяжко висел в густом воздухе. Здесь стонали в голос или разевали рты в беззвучном крике, сил звать на помощь не оставалось ни у кого. Угрюмые санитары время от времени поглядывали на шевелящуюся людскую массу и выхватывали из нее уже неподвижные тела, относя их к большой телеге, запряженной меланхоличными першеронами.
Войцех пробирался между ранеными осторожно, но пару раз все-таки наступил на чью-то не вовремя откинутую руку, бормоча бесполезные извинения и вглядываясь в перекошенные страданием лица. Ганс лежал у левой стены, в осунувшемся лице не было ни кровинки, голубые глаза блестели от лихорадки, а белокурые волосы прилипли к высокому лбу.
— Здравствуй, Войцех, — прошелестел Эрлих, узнавая друга, — и прощай. Доктор говорит, я нежилец. Слишком поздно довезли, горячка началась. Гангрена, наверное. Кларе передашь…
— Сам передашь! — рыкнул Войцех, выскакивая наружу.
Санитар, перевязывавший капрала, уже освободился, и Шемет потянул его за собой, к сараю.
— Ошибка вышла, — уверенно заявил он, — там гусарский офицер лежит, почти как новенький. Подлатать немного — и снова в бой. Если не вытащим — точно ведь помрет. Помоги, братец, век не забуду.
— Герр Миних мне голову оторвет, — проворчал санитар, — ну, да ладно. Вдруг и правда выживет? Хороший паренек, ладный. Я его сразу приметил, тихий он. Тихие — они самые храбрые, герр лейтенант, им себя в собственной смелости убеждать не нужно.
Войцех от такого многословия поморщился, но промолчал. Санитар согласился помочь, а большего от него требовать было нельзя. Они вытащили Ганса, уложив на свободные носилки, и понесли в амбар, минуя очередь.
* * *
Герр Миних, крупный высокий мужчина с легкой проседью в густых бакенбардах, вытирал руки о покрытую бурыми и алыми пальцами простыню. Его кожаный фартук блестел от свежей крови, закатанные рукава когда-то белой рубахи краснели почти до плеч. В кресле, привязанный ремнями, своей очереди дожидался молоденький уланский корнет с оторванной ступней, нога его, чуть ниже колена, была перетянута обрывком портупеи.
— Что это за самоуправство?! — возмущенно воскликнул хирург при виде входящего с носилками Шемета. — Я еще час назад видел этого лейтенанта, и распорядился…
— Что я тебе говорил, Войцех, — прохрипел Эрлих, — оставь, не лезь на рожон.
— Заткнись! — рявкнул Шемет и обернулся к Миниху.
Суровые губы лекаря сжались в линию, и Войцех сразу понял, что нахрапом тут не возьмешь.
— Доктор, — проникновенным голосом произнес он, — нельзя ему умирать. У него в Брюсселе жена. Она ребенка ждет.